— Не грустите, вполне вероятно, что вам там понравится.

— Я заранее ненавижу каждую минуту этого «сезона»!

— Почему?

— Потому что на вечеринках я не знаю, куда деваться, не могу вымолвить ни слова в незнакомой компании и не представляю, о чем говорить с молодыми людьми.

— Ну, со мной вы прекрасно разговариваете, — ухмыльнулся Юстас.

— Вы совсем другой.

— Как это?

— Вы взрослый. То есть немолодой.

Юстас рассмеялся, и Вирджиния ощутила неловкость.

— Я хочу сказать, вас нельзя назвать молодым человеком, вам же не двадцать один или двадцать два…

Он все еще смеялся. Она нахмурилась.

— А сколько вам лет?

— Двадцать восемь, — сказал он ей. — Должно исполниться двадцать девять.

— Здорово. Хотелось бы мне быть двадцативосьмилетней.

— Тогда, — сказал Юстас, — вас бы здесь не было.

Внезапно похолодало, стало темнеть. Вирджиния начала зябнуть, взглянула на небо и увидела, что солнце скрылось за толстой серой тучей, предвестницей грозового фронта, надвигавшегося с запада.

— Вот и все, — сказал Юстас. — Хорошей погоде конец. К вечеру пойдет дождь.

Он посмотрел на часы.

— Уже почти четыре, пора отправляться домой. Как вы будете добираться?

— Думаю, пешком.

— Я могу вас подвезти.

— Вы на машине?

— У меня «лендровер», припаркован возле церкви.

— Вам не придется делать крюк?

— Нет, я проеду к Лэнион через пустошь.

— Ну, если вы уверены…

Всю дорогу до Уил-хауса Вирджиния молчала. Однако это было естественное, ненатужное молчание, комфортное, как разношенные туфли, не имевшее ничего общего с застенчивостью или отсутствием тем для разговора. Она уже и не помнила, когда чувствовала себя так легко в компании другого человека, — и уж, конечно, никогда не бывало с ней такого в обществе мужчины, тем более почти незнакомого. «Лендровер» был старый, с протертыми запыленными сиденьями. На полу в кабине валялись клочья соломы и витал легкий запах навоза, но Вирджинию это нисколько не оттолкнуло, ибо напомнило о Пенфолде. Она поняла, как сильно ей хотелось туда вернуться. Увидеть при дневном свете ферму и поля, посмотреть на коров. Вирджиния хотела, чтобы ей показали окрестности, провели по дому и пригласили выпить чаю в той чудесной кухне. Чтобы ее приняли как свою.

Они проехали через город и взобрались на холм: на месте величественных особняков, некогда занимавших его склоны, теперь стояли отели со стеклянными фасадами, а старые сады сравняли бульдозерами и устроили на их месте стоянки для машин. К каждому отелю примыкала оранжерея, у дверей росли пальмы, уныло вырисовываясь на фоне серого неба, а на клумбах, разбитых по указанию городских властей, ровными рядами были высажены нарциссы.

Высоко над морем дорога пошла ровнее. Юстас прибавил скорость и сказал:

— Когда вы возвращаетесь в Лондон?

— Не знаю. Наверное, через неделю.

— Хотите еще раз побывать в Пенфолде?

Уже второй раз за день Юстас угадывал ее самое сокровенное желание. Она подумала, уж не ясновидящий ли он.

— Да, с огромным удовольствием.

— Моя мама к вам очень прониклась. Нечасто она видит новые лица. Она будет рада, если вы придете к нам выпить чаю.