Очнулся я, короче говоря, граждане, на полу возле батареи отопления — бомбоубежища же и на зимнее время рассчитаны были, так что по проекту отапливались. Пошевелил руками, правая была ограничена в движении. Присмотрелся — точняк, запястье было приторочено наручниками к трубе отопления. Подергал ногой, то же самое, левая нога другим наручником была прикована к этой же трубе, так что я даже сесть не мог… хотя нет подтянул оба наручника друг к другу, тогда сесть удалось. Голова раскалывалась, потрогал её — слева чуть ниже макушки была здоровенная шишка. Ну дела…

— Зачем ты это сделала, Полина Андреевна? Что за шутки такие? — спросил я, сфокусировав с трудом взгляд на старухе.

Она сидела на лавочке с чрезвычайно довольным видом, и в руках у неё, граждане, был лом… маленький лом, ломик, с пожарного щита наверно сняла, подумал я.

— А это не шутки, Сергуня, — с довольным видом ответила она, — шутки на пороге этого бомбаря все закончились. Теперь всё всерьёз будет.

— Ну и что конкретно будет всерьёз? — уточнил я, одновременно взывая к внутреннему голосу, что ж ты, сука, не просигнализировал своевременно? Что ж ты, гад, под монастырь меня подвёл? Но голос молчал, как рыба.

— Сейчас, Сергунечка, я сначала тебе одну ногу сломаю, потом другую, потом одну руку сломаю, потом…

— Да понял я, понял, можно не продолжать…

— Нет, ты уж дослушай, милок — когда я тебе все ноги и руки переломаю, придёт черёд твоим рёбрам ломаться. А уж когда больше ломать нечего станет, я этот лом тебе в жопу засуну и оставлю тут помирать.

— Ясно, — ответил я, — а не боишься, что я орать начну, люди сбегутся?

— Не боюсь, дверь тут герметичная, я её плотно закрою и хоть оборись, никто ничего не услышит, касатик.

— Так, — попытался я собраться с мыслями, — а за что же это ты мне такое западло сделать хочешь, расскажи? Я вроде бы тебе никакого зла не делал…

— Думаешь я знаю, как ты меня обзывал? — зло ответила бабка, — и что обычно между именем и отчеством добавлял?

И откуда она блять это-то узнала, подумал я, карга старая.

— Ну может и было пару раз — так неужели за слова, которые может сгоряча вырвались, надо человека убивать? Может поговорим, обсудим всё, я извинюсь, да и разойдёмся мирно? — без всякой надежды продолжил я.

— А ты думаешь, я не видела, как ты на меня смотрел? Как ты в мыслях юбку мне задирал и насильничал? Думаешь, я не в курсе, что ты тут в этом бомбоубежище вытворял со своими девками?

А вот это прокол, подумал я, про её юбку это бред сивой кобылы конечно, но про бомбарь она откуда-то узнала…

— Это тебе в твоих мыслях привиделось, — зашёл ещё на один круг я, — ничего я тебе не задирал и никого не насильничал. Честное слово даю.

— Забери своё честное слово взад — сначала один пристаёт, потом другой, сколько можно-то…

Эге, а ведь прокололась бабка — первым-то к ней кто приставал, если подумать?

— А кто первым-то к тебе приставал, расскажи?

— А то ты не знаешь, — с хитрой усмешкой сказала бабка, — Васёк, кто ж ещё.

— Значит это ты ему ножик в глаз воткнула, больше некому… — сказал я полуутвердительно.