Когда я разглядел её, то весь страх потонул в ненависти и желании убить. Убить любой ценой.

— Ты хотел сбежать от меня, мой мальчик? — насмешливо спросила она невероятным, чарующим голосом.

Только вот на меня её чары давно не действовали. Я вскинул руку, выкрикнув слова аркана, на который тщательно собирал крупицы энергии, выжимая их из обессиленного тела и.

Ничего не произошло.

Она засмеялась и села мне на живот, легко переломив сопротивление моих рук, когда я попытался её оттолкнуть.

Что с моей магической силой?! Почему не сработал аркан?

Девушка, без труда удерживая меня одной рукой, достала кинжал и наклонилась так, что я почувствовал у себя на лице её дыхание. Только тепла её тела я не почувствовал. Меня обдало невероятным, неживым холодом и таким же, звеняще холодным, запахом роз.

— Ты не убежишь от меня, — прошептала она, почти касаясь моих губ, — ни-ко-гда. Потому что ты теперь моя собственность, мальчик.

Она поднесла к моей щеке кинжал, резко провела им по одному из шрамов и потянулась к хлынувшей крови языком. Я дёрнулся, пытаясь вырваться и…

…открыл глаза.

Лёгкий полумрак, уже знакомые очертания мебели в нём, светлеющий проём окна, отошедшая от порывов злого ветра фрамуга, из-за которой комната превратилась в ледник.

Сон.

Всего лишь сон.

Я сел, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце и сбросить наваждение, как вдруг понял, что по щеке что-то течёт. Я провёл по тому месту рукой и почувствовал под пальцами длинную рану.

Мгновенный укол страха — «она была здесь?!» — прошёл, едва я посмотрел на руки и грудь. Шрам на щеке был не единственным, из которого шла кровь.

Но что, Спящий возьми, это значит?! Эрлийцы потеряли квалификацию?!

В первый момент я совершенно растерялся. Что делать? Разбудить Марка? Осмотреть комнату: вдруг она не просто приснилась мне? Может, она была здесь?

Но паника прошла, и я наконец смог взять себя в руки. Брат Эрциус говорил, что с этими ранами будет сложно справиться. Он, правда, не сказал, что шрамы могут открыться опять, но, судя по его. — ха, да нет, не удивлённому или обеспокоенному, а скорее заинтересованному лицу — подобное он в своей практике видел впервые.

Кровь потекла по руке вниз, и я поднялся, решив поискать, чем можно её остановить. Марка я решил не беспокоить. Он, конечно, сможет позвонить эрлийцу, но это не то, ради чего стоит лишать старого рыцаря сна. Я как-нибудь дождусь его пробуждения, тем более что не чувствую боли.

Первым делом я закрыл фрамугу, пытаясь избавиться от грызущего меня холода, и случайно бросил взгляд в зеркало. Мутная поверхность отразила полумрак комнаты, в котором мои бледно-рыжие волосы казались почти каштановыми, и меня самого — исхудавшего, с чёрным провалом вместо залитой кровью щеки и без изуродовавшей его сеточки шрамов. Я невольно присмотрелся, пытаясь различить их, и тут отражение на миг изменилось, превратившись в девичье лицо.

— Ты мой, — прочитал я по её губам.

Я отшатнулся, натолкнувшись на стул, он с грохотом полетел на пол, но я рванулся вперёд, к зеркалу. Однако наваждение уже пропало. Что это было? Морок? Или просто игра моего воображения?