Он с трудом остановился у дверей квартиры. За окном играет музыка, слышны гортанные выкрики гостей. Что-то такое уже было, но тогда, под окнами играли гитары, слышались голоса без акцента, почему-то, это воспоминание сразу же растворилось. Ведь тогда под окнами буянили не приезжие, тогда там были свои, пусть и моральные уроды, но всё же свои, местные…

Ему так трудно было погасить своё страшное желание, так трудно, он всё же вернулся на кухню в тот день. Поставил оба ножа обратно в подставку. Отказался от своего желания и долго не мог уснуть — музыка давно стихла, они ушли.

А он проклинал себя за свою нерешительность.

Ему очень хотелось убить их всех.

Зачем разговоры? Зачем кого-то убеждать? Бешеных псов никто не пытается уговорить, их просто усыпляют. Но ведь это люди — говорил он себе. И что? Отвечал он сам себе. Не в том проблема, не это сдерживало его. Странная позиция Закона местного, сошедшая прямо с первых страниц Камасутры, вот что сдерживало его. Ведь так легко, так просто — вышел, вежливо попросил перестать шуметь. Ведь он знает, какой будет реакция. А потом, если реакции всё же не будет, ведь можно подойти ближе и тихим-тихим шёпотом послать кого-нибудь на три буквы. И всё. Они кинутся на него сворой, как собаки. И он убьёт их как собак. Это не сложно. Нет людей, которых сложно убить, есть только те, кто думают, что бессмертны — а таких убить ещё проще. И ведь все проблемы сразу решены. Нет человека, нет проблемы. Увы, Закон…

Он как-то выпивал с соседом, той же осенью и вдруг разговор зашёл на тему гостей восточно-южных. И каково было его удивление, когда он услышал ровно те же мысли — сосед тоже хотел их убить. Как же он тогда сказал? Прикрыв глаза, попытался вспомнить.

— Колян, говорить со зверьём — да нахуй надо? Слов не понимают. Вот завалить я бы с радостью. Вот скажи наш алкаш, что, мол, амнистия за любого гопоря или чуркана. Я б прям сейчас прихватил нож и отвечаю, до утра хотя бы парочку, но вальнул бы.

— А не жалко? Люди же…

— Людей жалко Колян. Очень. Я человека никогда не убью. А животных гасить, это правильно, за это ангелы премию дают, гы.

И ведь не бандит, обычный русский мужик, работяга…

Или может, просто они двое были такими, а остальные трусливые и жалкие?

Ну, был ещё один, с кем он выпивал после — пожилой сантехник и пьяница Андрей.

— Боюсь я Колян, боюсь по-настоящему. — Помолчал, выпил и закончил так. — Сесть боюсь. За ссаных псин, нынче садят как за людей, вот такие вот дела. А сяду я, кто о семье подумает? Эх, вот так оно Колька. И терпеть сил нет, и сделать-то нихера нельзя.

А может просто они трое такие, кровожадные, злобные и…

Да какая разница теперь? Эти ребята, кто бы они там ни были, откуда бы они там ни приехали, чёрт бы их побрал, мертвы они. Он их и убил, вот только как он это сделал? Как???

Ничего нет в памяти. Кроме того вечера, большая часть коего, из памяти пропала. День, когда он сошёл с ума и его страх, что посадят, куда-то исчез. Нет, в обычное время он оставался с ним. Он каждый день боялся стука в дверь и слов «откройте, милиция». Но ничего не происходило. Потом прочитал в газете про волков-людоедов и сумел даже поверить в это, убедить себя, что всё, что он запомнил — сны или глюки. Что на самом деле, где-то по городу бродят волки. Даже вечерами стал нож с собой носить — вдруг и на него нападут волки эти?