— Лежи спокойно. Я добрался до твоей девственной перегородки, ты туга, как барабан. Кажется невероятным, что ты можешь принять… вберешь мой палец, Абигейл.

Абигейл вобрала всю обжигающую длину. И громко вскрикнула, добавив свой голос к вою дождя и ветра.

Какое бесцеремонное вторжение! Словно его тело стало частью ее.

В книгах и мечтах всего этого не было. И быть не могло.

Кровать заколыхалась. Абигейл невольно подняла ноги, чтобы удержаться на месте, втягивая палец еще глубже. Низ живота словно опалило огнем.

— Поговори со мной о своих ощущениях. Что ты чувствуешь, когда мужской палец тебя ласкает?

Абигейл откинула голову, сосредоточившись на эмоциях, терзавших ее тело, стараясь не видеть нависшего над ней темного силуэта.

— Жар. Твой палец словно обжигает меня. Словно открывает. И растягивает.

— Недостаточно растягивает. Именно это ты чувствуешь, когда человек твоей мечты проникает в тебя пальцами?

— Нет.

О нет.

Реальность происходящего не имела ничего общего с фантазией.

Жар и холод, жесткие складки сбившегося под ней покрывала, твердость костяшки, впившейся в нежные складки.

— Попробуй вобрать второй палец, Абигейл. Ощущение наполненности, не имеющее ничего общего с мечтами, вдруг превратилось в болезненное вторжение.

— Прекрати…

— Лежи спокойно, расслабься. Ты девушка, так что боль неизбежна. Она скоро пройдет… и превратится в наслаждение.

Абигейл вынудила себя подчиниться. Слишком она не уверена в себе, слишком беззащитна… и безжалостно растянута в самом потаенном местечке. Это не фантазия. И все же… все же… тело пульсировало и дрожало, готовое к новым ласкам. Значит, правду говорил Роберт, утверждая, что наслаждение может стать болью и наоборот…

— Думаю, что у мужчины моей мечты были руки поменьше, Роберт.

Легкий поцелуй взъерошил влажные волосы у развилки ее бедер.

— А мне кажется, что они точно такие. Как ты чувствуешь себя, приняв два моих пальца?

— Как покоренная крепость.

— Именно. А каково было в фантазиях?

— Я… хотела большего.

Его дыхание горячим ветром овеяло ее лоно.

— И ты получишь больше, Абигейл. Ее пронзило молнией предчувствия. Он ощущает ее запах, низко склонив голову, значит…

— Теперь я поцелую тебя… там, между ногами. И только потом пальцев станет три.

Она судорожно вцепилась в его волосы, как когда‑то в гриву перепуганного пони, который понес ее, не разбирая дороги. Как страшно было мчаться, сама не зная куда, и к тому же задница то и дело ударялась о седло. Она до сих пор помнит синяки! Страшно и одновременно волнующе, когда окружающий мир слился в большое цветовое пятно, а ветер охлаждал щеки.

Теперь же мир представлял сплошную тьму, и она никогда раньше не испытывала такого трепетного предвкушения неизбежного.

Язык обвел складки, проник внутрь, давление нарастало, становилось непереносимым, и Абигейл поняла, что в ней уже три пальца, но почему‑то это не имело значения. Язык бился в ней резкими, короткими движениями, так, что она задыхалась. А потом и это стало не важным: она наконец нашла ритм и покорилась этим безжалостным пальцам, проникшим невозможно глубоко.