Она всплеснула руками, придвинулась еще ближе. Она заговорщицки оглянулась и скороговоркой, захлебываясь, шепотом сказала:

— Ой, ты только не болтай им, ладно? Это они сами меня к тебе послали.

— А ты не врешь, Аграфена?

Он хотел привстать, но дурнота схватила его за горло и опрокинула.

— Тошка!.. Ой, мамочка, Тошенька!.. Что это по тебе чернота пошла?

Он больше уже не мог держаться. Он валился. Но, теряя сознание, Антон больше всего боялся, как бы не подумали, что он нарочно…

— Груша, ей-богу! Ну поверь… Нечаянно это… Газ нашел… Насте скажешь. А то подумают еще… Вот ведь какая петрушка, понимаешь… — бормотал он, с трудом выдыхая слова.

Груша стала трясти его за плечи. Она расстегнула ему рубашку. Подбежала к водопроводу, налила в стакан воды. Набрала в рот и, сильно дунув, прыснула в лицо Антону. Но он не шевелился. Она кинулась к двери:

— Граждане, есть тут кто?..

Молчание пустой квартиры испугало ее. Секунду растерянно она стояла, прижав руку к щеке. Потом бросилась из комнаты и скатилась бегом вниз по лестнице, искать телефон.

Щенок встал на задние лапки, дотянулся до стола, принюхался. Пахло сладко и аппетитно. Щенок добрался до торта. Громко стуча обрубком хвоста о спинку стула, он принялся розовым язычком слизывать крем.

Карасик провел ночь спокойно. Боль утихла вскоре после перевязки. Он был туго обмотан, забинтован. Марля стесняла дыхание, но от бинтов было покойно. Правда, боль утихла, но не прошла. Она была где-то недалеко, притаилась, и готова была снова броситься когтями на грудь.

Его прямо со стадиона отвезли в заводскую больницу.

Долго перед глазами его стояло лицо Антона, яростное, закрывшее все небо и обрушившееся болью и мраком.

Вечером Баграш добился свидания.

Команда терпеливо ждала у дверей больницы. Баграш сообщил Карасику о победе: три — два. «Тошку размочили».

— Ну, теперь, в общем, помирать можно спокойно, — пошутил Карасик. — Неужели Тошка три мяча съел? — поразился он.

Карасик хотел знать подробности. Баграш замялся:

— С Тошкой конфуз небольшой приключился… Лежи, лежи, так, ничего особенного.

Узнав все, Карасик задумался.

— Поделом Антону, конечно, но…

Карасик в душе был очень зол на Кандидова. И все-таки ему было жаль Антона. Не так было все задумано.

— Эх, это скверно, — сказал он.

— Конечно, не важнецки. Ну, ничего, как-нибудь. Ты дыши, дыши, Карась, набирай духу. Поправляйся. Молодец ты у нас, Евгений!

Он осторожно и неуклюже потрепал Карасика по голове и на цыпочках вышел.

Звонили из газеты, из комитета. Карасик почувствовал себя героем. Вот все его любят. «Пострадал физически, получил повреждение» — как хотите, а это звучит.

За окном, затихая, погромыхивала Москва. Дружелюбно подмигивали ее огни. Нет, он не сердит на Тошку. Игра… Он устроился поудобнее. Мешали бинты. Он подложил руку под щеку, как в детстве. По стене и по потолку прошли веером полосы света. Несмотря на бинты, Жене было очень легко и уютно. Он засмеялся, счастливый, и уснул.

Ему ничего не снилось.

Ночью кого-то занесли, кто-то заходил, что-то двигали. Он слышал это сквозь тьму и сон. Но просыпаться было лень.