Была весна, был час пик — час суматохи и заторов. Трезвоня, таранили трамваи запруду перекрестков. Там, над людоворотом, невидимый жонглер, ловчась, играл тремя светящимися шарами: красным, желтым, зеленым. Красный, желтый, зеленый. Казалось, что у автомобилей от игры светофора начинало рябить в фарах.

Час пик… В конце концов в жизни у каждого настает свой час пик — когда ты оказываешься спертым в заторе или в нерешительности стоишь на перекрестке, а так надо перейти на другую сторону! Когда отношения перепутываются, словно телефонные провода, и ты выясняешь, что соединен совсем не с тем, с кем бы хотел.

Час пик наступил и в жизни Антона Кандидова, вратаря Республики, голкипера сборной СССР. Час пик!

Внешне все обстояло как будто благополучно. Здоровье Кандидова цвело с неиссякаемой силой, если не считать некоторых неприятных ощущений в сердце, появившихся, вероятно, от перетренированности. Удача сопровождала Антона всюду. Его «сухая» репутация не была размочена ни в Париже, ни в Брюсселе, ни в Стамбуле… Он продолжал быть спортивным феноменом, загадкой для многих и любимцем всех. Почти ни один вражеский мяч не касался за эту поездку сетки сборной СССР, зорко оберегаемой вратарем Кандидовым. Самые блестящие шуты гасли в его мертвой хватке, пушечные удары глохли, мяч трепетал и смирялся.

Только один раз, в Праге, мяч оказался в сетке за его спиной, когда он не успел, споткнувшись, броситься в ноги нападающего. И это было уже сенсацией. Игрок, забивший гол Кандидову, прославил себя на весь мир этим ударом…

Но все равно Антона продолжали звать «Вечный ноль», «Зеро». Он плотно вошел в славу. Кипа газетных вырезок хранилась в крокодиловом чемодане, вывезенном из того, чужого мира. В тучных заголовках, широко расставив непривычные буквы, стояла фамилия «Кандидофф», «великий вратарь России», «чудо советских ворот», «невиданная красота и смелость броска», «точность и сила», «это какая-то огневая завеса», «большевик в голу», «вратарь, заставляющий пересмотреть всю систему игры». Даже в белых эмигрантских газетах писали о воскрешении русского духа, воплотившегося в Кандидове. И Антон невольно вспоминал Ласмина.

Спортивные репортеры раздували мехи славы. И слава Кандидова гремела, трубила, пела, как орган, по Франции, Австрии, Чехословакии, Турции в продолжение всего турне советской футбольной команды. В сепии и умбре, в анфас и в профиль глядело с хрустких страниц журналов его корректное европеизированное лицо джентльмена и атлета. Но сквозь ретушь явственно проступала добродушная физиономия Тошки Кандидова, волжского крючника и тамады. Вся его жизнь, начиная с первого шага, была взята нарасхват докучливыми интервьюерами. Она была превращена в легендарную биографию «ушкуйника фон дер Вольга», богатыря, бурлака и скифского гения футбольных ворот. Это был «гранд-рюсс», это было «колоссаль».

Правда, фамилия Кандидова еще не бежала взапуски огневыми буквами но ажуру Эйфелевой башни, но появилась уже зубная паста «Улыбка Антуана». Она запечатлела на этикетке добрую, белозубую усмешку Антона. Была выпущена краска для волос. На флаконе была изображена буйная голова вратаря Республики с прославленной седой прядкой.