Знаю, ты улыбаешься, читая эти строки, и думаешь, а если дочь? Что же, тогда имя ей будет Росица…»
С 18 октября 1877 года и по 8 января 1878 года в особом присутствии правительственного Сената длился процесс 193. Подсудимые обвинялись в покушении на государственный строй империи, 88 были приговорены к каторге, другие к ссылке.
Поликарпа Саушкина с товарищами увозили на поселение в российскую глухомань, к Белому морю.
От стражников Поликарпу было известно, что в Петербурге и иных городах имеют место волнения среди фабричного люда.
Жандармы говорили:
— Скоро войне конец, настанет примирение, и тогда государь примется за вас…
В беспорядках винили нигилистов и не хотели замечать, что вся российская действительность вела страну к революции.
Тщетно пытались бороться с революционным движением. В ответ на применение к политическим заключенным экзекуций народники ответили террором. В январе 1878 года на Гороховой в Санкт-Петербурге Вера Ивановна Засулич стреляла в петербургского генерал-губернатора генерала Трепова…
Этот выстрел всколыхнул революционную Россию, но в международной печати он остался мелким эпизодом. Взоры политиков и журналистов были обращены к Сан-Стефано. Неожиданно маленький городок Оттоманской Порты под Стамбулом стал предметом больших обсуждений. За ходом переговоров в Сан-Стефано следили пристально. И хотя переговоры шли при закрытых дверях, многое просачивалось преждевременно, давая пищу журналистской братии.
Канцлер Горчаков, листая по утрам газеты, брюзжал:
— Пашквилянты, умней бы чего напридумали.
А накануне говорил Жомини:
— Любезный Александр Генрихович, видимо, у османов короткая память, так намекните им, генерал Гурко, ключи от ворот Стамбула держит в своих руках, а российский солдат готов распахнуть их. Стоит лишь дать команду. Отправить депешу о том в Константинополь послу Игнатьеву, дабы тот в Сан-Стефано не поступился ни одним пунктом договора.
Но граф Игнатьев и без указаний давил на Саффет-пашу, диктуя нелегкие для Порты условия мира.
Убедившись, что Англия дальше угроз не пойдет, Турция согласилась на Сан-Стефанский мирный договор, отвечающий интересам России, Болгарии, Сербии и Черногории.
Подписав его условия, Саффет-паша горько изрек:
— Европа покинула нас, после того как побудила к войне с Россией…
А покидая Сан-Стефано, заметил Игнатьеву:
— Я всегда знал, инглизы коварны, но к чему было бряцать оружием и мутить воду Золотого Рога и Эгейского моря своими военными кораблями?
Игнатьев усмехнулся:
— Сиятельный Саффет-паша, история учит.
Тот поклонился.
— Прошу вас, граф, передайте вашему императору, а паче канцлеру, чтобы генерал Гурко увел гвардию от Стамбула. Дым солдатских костров тянет во дворцы светлейшего султана…
Европа не ожидала подобного мирного договора. Оттоманская Порта, гроза Востока, унижена и раздавлена, а Россия, два десятка лет как отлученная от Черного моря, вдруг становится морской державой и от нее будет зависеть, войдут ли корабли в проливы.
Бисмарк сказал:
— Я думал, России нужно несколько бунчуков[37] пашей да победная пальба в Москве, но Александр и Горчаков заставляют нас проглотить горькую пилюлю. Они перекроили карту Европы так, как они это задумали.