— Нет, Мерседес, Колумб уже уехал. Добившись от королевы всего, что ему было нужно, он сразу покинул Санта-Фе, облеченный всеми королевскими полномочиями. Теперь, если до вас дойдут слухи, что при дворе великого хана в Катае объявился некий Педро де Муньос, или Педро Гутьерес, вы будете знать, кто скрывается за этими именами.
— Мне было бы приятнее, если бы вы отправились в это путешествие под одним своим настоящим именем, Луис, а не под двумя вымышленными. Такая скрытность все равно ни к чему не приведет. Надеюсь, — при этих словах кровь прихлынула к щекам Мерседес, — вы уходите в это плавание не из каких-нибудь низких побуждений, которые следует скрывать?
— Конечно, нет, Мерседес! Но такова воля моей тетки. Что касается меня, то я бы начертал ваше имя на своем шлеме, поместил ваш герб на своем щите и объявил везде и всюду, что граф де Льера отправляется ко двору правителя Катая, чтобы бросить вызов всем тамошним рыцарям, если они посмеют утверждать, будто у них найдется дама прекраснее и благороднее Мерседес де Вальверде!
— Мы ведь живем не во времена странствующих рыцарей, сеньор, — смеясь, ответила Мерседес, хотя в действительности каждое слово Луиса доходило до самой глубины ее сердца и все жарче разжигало в нем пламя страсти. — Век странствующих рыцарей и трубадуров прошел, как вы сами сказали, дон Луис де Бобадилья. Наступил век разума, когда даже влюбленные рыцари трезво размышляют о достоинствах и недостатках своих дам. Но все это пустое. От вас, Луис, я ожидаю гораздо большего. Ведь не для того же вы, в самом деле, стремитесь в Катай, чтобы разъезжать там по дорогам в поисках великанов и прославлять мою красоту, надеясь, что кто-нибудь с этим не согласится хотя бы потому, что ему надоест ваше нелепое хвастовство! Ах, Луис! Теперь вы отправляетесь в поистине великое путешествие, которое прославит ваше имя на долгие годы! Когда мы оба состаримся, нам будет о чем вспоминать и будет чем гордиться!
С неизъяснимым наслаждением внимал юноша своей возлюбленой, которая от полноты чувств наивного сердца уже считала их соединенными общей судьбой. И, когда она умолкла, так и не осознав значения своих слов, он продолжал напряженно прислушиваться, как будто слова эти все еще звучали у него в ушах.
— Никакое самое благородное предприятие не пробудило бы во мне столько сил и решимости, как желание добиться вашей руки! — воскликнул Луис после минутного молчания. — Только ради вас я отправляюсь с Колумбом, только для того, чтобы получить согласие доньи Изабеллы. И я последую за генуэзцем хоть на край света, чтобы вы могли открыто гордиться своим избранником. Вы для меня больше, чем великий хан, любимая Мерседес, а за вашу любовь и улыбку я отдам весь Катай!
— Не говорите так, дорогой Луис! Вы сами не знаете, какая у вас высокая душа и как прекрасны ваши чувства. Замысел Колумба поразителен! Создать такое силой своего разума и воображения, и все это — одному! Я счастлива, что у него хватило на это мужества, но не только потому, что его путешествие прославит имя божье и принесет язычникам истинную, веру. Боюсь, не меньшую радость доставляет мне мысль, что ваше имя тоже навсегда будет связано с этим великим свершением. Вы достигнете благородной цели, и тогда все ваши недруги устыдятся и смолкнут, признав ваше мужество, волю и непреклонность.