— Я разговаривал с Бублански из Стокгольма, — сказал Эрландер. — Мы знаем друг друга уже много лет. Мы оба сожалеем о том, как с вами обошелся Польссон.

— Ему сегодня ночью удалось погубить полицейского, — произнес Микаэль.

Эрландер кивнул.

— Я был лично знаком с полицейским Гуннаром Андерссоном. До переезда в Тролльхеттан он служил в Гётеборге. У него осталась трехлетняя дочка.

— Я сожалею. Я пытался предостеречь…

Эрландер кивнул:

— Я так и понял. Вы даже употребляли крепкие выражения и поэтому оказались в наручниках. Ведь это вы добили Веннерстрёма. Бублански утверждает, что вы чертовски настырный журналист и совершенно безумный частный детектив, но, возможно, знаете, о чем говорите. Вы можете толково ввести меня в курс дела?

— Это развязка истории с убийством моих друзей Дага Свенссона и Миа Бергман из Энскеде и человека, который не является моим другом, — адвоката Нильса Бьюрмана, опекуна Лисбет Саландер.

Эрландер снова кивнул.

— Как вам известно, полиция ловила Лисбет Саландер с Пасхи, — продолжал Микаэль. — Ее подозревали в тройном убийстве. Для начала вы должны четко понять, что Лисбет Саландер не виновна в этих убийствах. Она здесь скорее жертва.

— Я не имел ни малейшего отношения к делу Саландер, но после всего, что писали в прессе, довольно трудно поверить, что она совершенно невиновна.

— Тем не менее это так. Она невиновна. И точка. Настоящим убийцей является Рональд Нидерман, который сегодня ночью убил вашего коллегу Гуннара Андерссона. Он работает на Карла Акселя Бодина.

— Того Бодина, что сейчас лежит в Сальгренской больнице с топором в ноге.

— Чисто технически топора в ноге у него больше нет. Я предполагаю, что его рубанула Лисбет. Его настоящее имя Александр Залаченко. Он — отец Лисбет и в прошлом профессиональный убийца из русской военной разведки. В Швецию он перебрался в семидесятых годах и вплоть до крушения Советского Союза работал на СЭПО. После этого он промышлял бандитизмом.

Эрландер задумчиво оглядел сидевшего перед ним на диване собеседника. Микаэль Блумквист весь вспотел и казался одновременно продрогшим и смертельно усталым. Вплоть до этого момента он говорил аргументированно и связно, однако Тумас Польссон, к словам которого большого доверия Эрландер не питал, предупреждал, что Блумквист несет какую-то чушь о русских агентах и немецких убийцах, работа с которыми едва ли входит в сферу деятельности шведской уголовной полиции. Теперь Блумквист как раз добрался до той части истории, которую Польссон отверг. Однако в сточной канаве у дороги на Носсебру действительно лежали два полицейских — один мертвый, другой тяжело раненный, и Эрландер был готов слушать дальше. Правда, в его голосе невольно сквозило легкое недоверие.

— О'кей. Русский агент.

Блумквист слабо усмехнулся, явно сознавая, как нелепо звучит его история.

— Бывший русский агент. Я могу документально подтвердить каждое свое утверждение.

— Продолжайте.

— В семидесятых годах Залаченко был важнейшим шпионом. Он попросил политического убежища, и сотрудники СЭПО взяли его под свое крыло. Насколько я могу судить, в процессе развала Советского Союза таких случаев было немало.