— Но отчего же, сэр? — стоявший рядом лейтенант опустил свою подзорную трубу. — Турки тоже ставят на бортах своих линейных кораблей большое количество таких пушечек. Правда, стволы у них короче этих раза в два, а то и в три.
— Это оттого, лейтенант, что турки стреляют из них практически в упор, очищая палубу собственного корабля от ворвавшегося на нее противника. А здесь стволы длинные, стало быть, картечь, выпущенная из такой пушки, будет опасна на большей дистанции. Поэтому я и говорю, что наши друзья не любят ходить на абордаж. Они расстреливают вражеское судно с максимально возможной в этом случае дистанции. Не думаю, что они изменят своим привычкам и на этот раз. Так что прикажите морским пехотинцам укрыться за бортом и ни в коем случае не вставать. У меня есть нехорошее подозрение, что противник откроет огонь ярдов с двухсот. Ядра такого калибра не причинят нам вреда, а вот картечь может существенно испортить аппетит некоторым наиболее безрассудным смельчакам.
— Но, сэр, выстрел картечью с такой дистанции…
— При наличии такого длинного ствола? Почему бы и нет, лейтенант? Характеристики их пушек нам неизвестны.
Погоня продолжалась уже более часа. Расстояние между судами понемногу уменьшалось. При самом внимательном разглядывании уходящего противника никаких следов суденышек меньшего размера не было обнаружено. Корабль шел один. Еще не прозвучало ни одного выстрела, не взвился на мачте никакой сигнал, но всем участникам этой драмы было абсолютно ясно: бой неизбежен. Прикинув скорость, с которой сближались корабли, капитан «Боадицеи» пришел к выводу, что его орудия смогут открыть огонь уже менее чем через час. И тогда уходящему судну очень не поздоровится. Расходящиеся фрегаты-преследователи понемногу зажимали своего противника в клещи, лишая его возможности уклониться от боя. Да и не увенчалась бы успехом такая попытка. Фрегаты явно превосходили его в скорости.
— Лейтенант! Команда на батарею! Выстрел против ветра.
— Есть, сэр!
Спустя минуту с борта фрегата гулко бухнуло орудие, выбросив длинный сноп огня против ветра. По всем морским обычаям это означало недвусмысленный приказ остановиться. В противном случае отдавший это указание грозил расстрелять своего оппонента из всех орудий.
Нельзя сказать, чтобы на преследуемом судне этот недвусмысленный намек был полностью проигнорирован. На палубе появились матросы, началась какая-то суета около орудий, а с кормы судна неожиданно повалил дым.
— Что это, сэр? У них пожар? — поинтересовался лейтенант.
— Не думаю… Я уж скорее поверю в то, что они калят ядра.
— Такого калибра, сэр? Что они смогут ими сделать?
— Стволы длинные, пушки закреплены неподвижно… При отсутствии качки выстрел может быть достаточно точным. Хотя да, лейтенант, вы правы, даже и каленое ядро такого калибра не сможет причинить нам фатальных повреждений.
— Тогда что у них там горит?
— Не знаю… Вот поднимемся на борт и посмотрим.
А между тем расстояние, разделяющее корабли, продолжало уменьшаться. На палубах фрегатов начали появляться морские пехотинцы. Пригибаясь, они рассредоточивались вдоль бортов, не поднимая над ними голову. Было совершенно очевидно, что преследуемый корабль не рискнет свалиться борт о борт с любым из фрегатов. А стало быть, смысла скрывать морских пехотинцев и далее не было.