— Сие, конечно же, прискорбно, Петр Нилыч, да только к нашим-то делам какое отношение имеет? Не генерал-прокурору же по лесам за татями гоняться!

— А вот вы и прикиньте, ваше сиятельство. Сколь, по-вашему, многочисленны нападающие те были?

— Откуда ж мне знать, друг мой? Чай, я туда не заглядывал, англичан тех не видывал. Ну, уж с десяток-то так или иначе, но присутствовал. В противном разе не справились бы они.

— Двое их было, ваше сиятельство! Мужчина крепкий, что с бароном любезничал, да вьюнош худенький, что внизу всю прислугу в страхе держал.

— Что — настолько страшный да злой?

— Обхождением вежливый да нешумный. Росту невеликого. Однако же не кто иной, как он тех англичан, что во дворе караулили, и порезал! Мужчина-то внизу все это время сидел да никак себя не обозначал. А как вьюнош тот на пороге возник, так с обеих рук ножи-то и кинул. И сразу одного англичанина на месте убил. Второй в плечо пораненный был, но за пистолетом полез — молодец! И вот тут уже мужчина в драку сунулся. Тоже ножами кидаться горазд. Раненного так с ходу-то и приколол. Аккурат в горло кинжал прилетел. Как раз он наверх бросился, баронета предупредить желаючи. Но не добежал. Так на лестнице и помер.

— Прискорбно сие весьма. Однако ж связи никакой с делами нашими пока не усматриваю.

— Об том дальше, ваше сиятельство.

— Ну-ну?

— Когда я сей постоялый двор исчислил, хозяин там уже другой обретался. Пустой постоялый двор он занял — не было там никого из ранешних обитателей. И куда прежний владелец со всем семейством исчез — не ведал он. Сызнова искать пришлось… Нелегкие сии поиски оказались, весьма даже нелегкие. Жадность прежнего хозяина сгубила — продал он лошадей, что в карету баронета запряжены были. А на тех лошадях — тавро! Ему б их в лес прогнать, тогда уж все — ищи-свищи! Ан, бес попутал… денег ему еще захотелось. Вот, через тех лошадей, мы и поняли, где пошукать надобно. Нашли… и продавца сыскали. Пришлось ему внятно растолковать — куда его страсть к наживе завела, и чем это все может ему и семейству его обернуться. Тут он совсем иначе запел! Дабы не объявили его душегубом, все, как есть, поведал и место, где англичане убиенные закопаны, показал. Деньги, убивцами ему даденные, принес. И немало тех денег-то оказалось! Щедрой рукою ему за молчание отсыпали!

— И что же дальше? — заинтересованно приподнял бровь Куракин.

— Дальше… стали мы с его семейством разговоры говорить. Кто что ведал, да об чем измыслил. Простые-то люди, ваше сиятельство, иной раз куда как наблюдательные бывают! Особливо, когда от этого их дальнейшее благополучие зависит. Вот и рассказала нам трактирщикова дочь старшая, что один из душегубцев тех — не вьюнош вовсе!

— А кто же?

— Женщина то!

— Петр Нилыч, да господь с тобой, где ж такое видано-то?! Женщина? Зело то особливое обстоятельство может быть… Хотя в наших палестинах, конечно, не в пример просвещенным Европам, не такая уж редкость. Недавно, доносили мне — на реке Белой, в Уральских краях, ватагу разбойничью воинская команда прикончила. Шибко злые дела разбойники творили… А атаманом той ватаги — девка была! Да такая, что не хуже мужика драться могла… Так живая и не далась: когда уж все кончено было — двух солдат ухватила, да с утеса, где их прижали, в реку кинулась… И — между прочим! — не нашли ее тела мертвого опосля!.. Да токмо, не ошиблась ли трактирщица твоя? На допросах, чай, сам знаешь — много всего чудесного люди поют… Одно дело — разбойница отчаянная, с ватагою своею, в это еще поверить можно. А здесь — хладнокровная душегубица, в одиночку нескольких мужиков здоровенных недрогнувшей рукою к праотцам отправившая. И солдат не всякий тако сможет…