— Что вам от меня надо? — спросил несчастный узник, за время моего (ну, Бонапарта) монолога успев в значительной степени прийти в себя. И начать соображать, что вся эта, с позволения сказать, мелодекламация устраивается совсем не просто так. Все-таки он был опытный игрок.

— Мне надо, чтобы вы вышли на свободу! — простодушно признался в ответ Наполеон, разведя для пущего эффекта руками. — Грозившая вам опасность миновала, и вы опять можете радоваться жизни и радовать честных патриотов своим появлением в обществе!..

— И это говорите мне вы?! — не выдержал Баррас. — Вы — который и упрятал меня сюда и морил здесь столько времени?! Какая еще опасность, кроме вас, может мне угрожать?!

— Друг мой, — опять впадая в разнузданную сентиментальность, со слезой в голосе молвил Бонапарт. — Опасность была смертельная! Все санкюлоты Парижа, пользуясь тем, что Конвент разбежался, желали немедленно и публично умертвить вас посредством гильотины! И только здесь, в тюремном каземате моего Тампля, вы могли рассчитывать пусть на призрачную, но хоть какую-то защиту! Я умышленно затягивал следствие по вашему делу всеми доступными мне способами, запутывал мысли ваших врагов самыми изощренными речами, на какие был только способен, я отвлекал их внимание от вашей персоны не жалея сил — как только мог!.. И вот наконец счастливый результат: сейчас причина грозившей вам опасности мной устранена и вы можете выйти на свободу. Только за этим я и держал вас здесь, друг мой! Неужели вы не рады?!

— Какую причину вы устранили? — мой собеседник начал соображать еще более хорошо. Во всяком случае он больше не стал срываться в истерику. А только лихорадочно пытался просчитать, что за игру ведет его собеседник… (Я бы, вообще-то, с удовольствием его в этом вопросе просветил — если бы только знал сам: гадский Наполеон по-прежнему отказывался мне раскрыть суть замысла.)

— Голод, мой друг! — душераздирающе вздохнуло мое тело. — Голод, грозивший смертью всему Парижу!.. Главным виновником коего вы и являлись в глазах всего городского населения…

— Что за чушь?! — снова вскинулся бывший глава Комитета Общественной Безопасности.

— Это не чушь, — укоризненно покачал головой хозяин Тампля. — ВЫ виноваты в этом голоде. Вы — лично! Потому что вы, как самое главное лицо государства, отвечаете ЗА ВСЕ! И если бы я не решил проблему снабжения Парижа хлебом — вам бы давно уже отрезали голову и таскали ее по улицам, вздев на пику — по милому пролетарскому обычаю! Вы ведь меня понимаете?

— Вы ее решили? — подозрительно уставился нам меня Баррас. Показательно обойдя тему своей виновности. — Каким образом?

— Выйдете отсюда — сами все увидите. Вас там, кстати, Тереза Тальен с госпожой Богарне дожидаются на выходе… Между прочим, в отличие от всех остальных ваших друзей — эти две женщины единственные, кто выступил в вашу защиту. Ходили, просили… Совершенно добровольно. Так сказать — ad libitum.[5] Цените…

— Что это на вас надето? — спросил Баррас.

Мы в это время как раз, посетив по дороге «офис» хлебозаготовительной конторы (где он таки убедился воочию, что (и как!) проблему поставки зерна в Париж я таки разрешил), поднимались по подвальным лестницам наверх.