— Она всегда легко укачивается в движении, — я выпрямилась и потянулась, — будь то коляска, слинг или машина, — на последнем слове я все же не смогла сдержать зевка и быстро прикрыла рот ладонью.

— Давай я ее опять вместе с креслом вытащу, — он бросил короткий взгляд в сторону Мариши, — чтобы не разбудить.

— Давай, — кивнула, сглотнув, и подхватила сумку. Нужно было скорее выйти на волю. То есть на воздух. Какая-то иррациональная неловкость не отпускала меня: я носила под сердцем ребенка от этого мужчины, но он был для меня абсолютно чужим... 

Дневная жара спала, но вечерней прохлады еще не ощущалось.

— Поскорей бы закончилась эта жара, — сказала я, чтобы хоть как-то разбавить ту давящую тишину, что сквозила между нами, но Вавилов вмиг словно окаменел, его плечи напряглись, а взгляд стал острым, словно он учуял жертву и приглядывался, с какой стороны к ней лучше подступить, цепко подмечал каждую мелочь.

— Тебе часто так плохо из-за духоты? 

— Нет, — я качнула головой, — просто само по себе у меня пониженное давление. С Мариной так же было, во время беременности оно понижалось еще сильнее, но ничего страшного, как видишь. — Я улыбнулась и заглянула в приоткрытую дверь машины. — Со мной и Мариной все в порядке.

Глеб кивнул, вот только заходившие желваки и сжатая челюсть выдали его с головой. А я, пожалуй, впервые смогла безошибочно определить по виду мужчины, в каком ключе сейчас протекали его мысли. В недобром. Опять он на меня разозлился. Или на ситуацию — как знать.

В подъезде мы поднимались в полной тишине, то ли не желая разбудить Маришу, то ли опасаясь вступать в диалог, с чем у нас явно не складывалось. Я открыла дверь и, придержав ее, пропустила Глеба с дочерью вперед. Мужчина пошел в сторону комнаты, когда я все же не выдержала и шепотом попросила его разуться. Он кивнул и молча, наступая себе на пятки, скинул обувь.

Мариша настолько крепко уснула, что не проснулась даже тогда, когда я вытаскивала ее из люльки.

— Она так и будет до утра спать? — зашептал Глеб у моего уха, когда я начала аккуратно снимать бодик с дочери.

— До утра, не просыпаясь, она почти никогда не спит, — так же шепотом ответила я ему. — А вот на ночь, вполне возможно, и уснет. — Пожала плечами и шепнула дочери: — Сегодня без купания, сладкая.

Я тихонечко поменяла ей памперс и одела в чистый бодик, положила Маришу в кроватку, доча лишь причмокнула губками, повернулась на бочок и уснула. Я настолько увлеклась процессом, что забыла о Глебе, который, оказывается, все это время за мной наблюдал. Обернулась и вздрогнула от неожиданности, прижав к груди тяжелый и полный подгузник, который собиралась выкинуть.

— Ты забыла, что я здесь? — улыбнулся он краешком губ и, глянув на Марину, добавил: — Вот это сон. Завидую.

— Сплюнь, — шикнула на него и пошла в кухню.

Быстро выкинула памперс, помыла руки, поставила чайник и достала из холодильника кастрюлю с супом.

— Будешь? — спросила, не оборачиваясь, пока накладывала себе в тарелку грибной суп.

Глеб долго не отвечал, и я все же обернулась, чтобы проверить, не показалось ли мне, что он следом зашел на кухню. Мужчина действительно был здесь, стоял и как-то озадаченно на меня смотрел.