— А вона тетенька ваша сжалилась. Такие набил желваки — страх смотреть.

— А откуда плывешь?

— Из Каргасока…

— Когда же ты из города?

— Да уж давненько. Вначале у тетушки в Иарабели погостевал, а потом к дядюшке отправился.

— Удачливый ты. Вон сколько у тебя родни!

— Да уж что говорить! Знай себе гостюй.

— А при каком деле ты в городе приставлен? — спросил Бастрыков, с внутренней усмешкой подумав: «На таком парне пахать при нужде можно».

— У матушки нашей постоялый двор на Заозерной улице. При нем я.

— О, да ты богатый жених! — засмеялся Бастрыков.

Ведерников поддержал его; изо всех сил стараясь показать, что ему очень весело, он громко захохотал.

Многие из коммунаров подошли к Бастрыкову и Ведерникову, рассматривали незваного гостя, слушали их разговор.

— Как город-то живет? Крестьян много бывает у вас на постоялом дворе? — спросил Бастрыков.

— Зимой бывали. А к весне как обрезало. Матушка хотела уже заведение закрывать.

— На базаре торговлишка есть какая-нибудь?

— Совсем плохо.

Бастрыков громко и протяжно вздохнул. Ведерников не понял, чем вызван этот вздох председателя коммуны, вопросительно посмотрел на него.

— Поразорила война и город и деревню. Много забот у советской власти будет, — высказал свои раздумья Бастрыков.

Ведерников остался к суждениям председателя коммуны равнодушным. Промолчав, сделал при этом простовато-глупый вид.

— А не слышал, товаришок, на Дальнем Востоке побили наши интервентов и белых? — вновь поинтересовался Бастрыков.

Ведерников так и замер. Можно было сказать, что Красная Армия терпит на Дальнем Востоке сильное поражение, белоинтервенты стремительно продвигаются к Байкалу. Наверняка это сообщение могло бы повлиять на настроение коммунаров. Но, прикинув кое-что в уме, Ведерников решил, что идти ему на такой шаг опасно, можно провалиться.

— Часовой мастер у нас по соседству живет. Был я у него как-то по весне. Читал он газету. Прописывалось там, будто к белым из других держав оружия и войска ужасть сколько пришло! — сказал Ведерников, с сожалением видя, что возможности его ограничены и изобрести большего он сейчас не в силах. Сказанное им не произвело того впечатления, на которое он рассчитывал.

— Сколько они ни посылают, а конец у них один — могила! — воскликнул Бастрыков.

— Да где им с русским народом справиться? Наших сил — океан! — послышался убежденный голос.

«Нет, на слухи тут не падкие», — подумал Ведерников, вспомнив наказ Порфирия Игнатьевича: «А самое главное, господин Ведерников, слушок им какой-нибудь запусти, да позабористее: Ленин, дескать, при смерти, а дружки его передрались. Шатается, мол, советская власть. Вот-вот новая головка в России объявится».

— Ну что же, гость, пойдем. Время ужинать, — сказал Бастрыков и направился к столам.

Ведерникова посадили за крайний стол, на самый угол. Отсюда ему хорошо были видны все остальные столы. Лукерья то и дело сновала от столов к печке и обратно. На железных противнях она приносила жареных язей, хлеб в мисках, нарезанный крупными ломтями. Ведерников делал вид, что смотрит на луга, простиравшиеся за рекой, а сам ни на минуту не упускал из виду Лукерью. Все, за что бы она ни бралась, она делала быстро, ловко и уверенно, и это, очень нравилось Ведерникову. Некоторые коммунары что-то говорили Лукерье, должно быть, шутливое, потому что то там, то здесь раздавался смешок, но в ответ Лукерья лишь кротко улыбалась. Заметив, что она снова повязала голову старушечьим платком, Ведерников подумал: «И хорошо делает, что прячет свою красоту! Разве эти дикари оценят ее по-настоящему?!»