Синди покачала головой. Ее голова выглядела как почти правильный куб и напоминала Майрону ранние компьютерные игры. Не зная, что делать, он скрестил руки на груди, потом положил их на стол. Он задумался, сколько раз вот так сидел вдвоем с Большой Синди. Очень мало. Странно, но она вызывала в нем чувство дискомфорта.
После долгой паузы секретарша произнесла:
– Моя мать была большой, уродливой женщиной.
Майрон не представлял, что можно на это ответить.
– И как большинство больших, уродливых женщин, она была очень агрессивной. Так всегда бывает с большими, уродливыми женщинами, мистер Болитар. Они чувствуют себя загнанными в угол. Прячутся от всех. Становятся злыми, грубыми. Ходят, опустив голову, зная, что вызывают у всех только презрение, отвращение и… – Большая Синди замолчала и махнула своей ручищей.
Майрон сидел неподвижно.
– Я ненавидела свою мать, – продолжала она. – И поклялась, что никогда не буду такой, как она.
Майрон отважился на легкий кивок.
– Вот почему вы должны спасти Эсперансу.
– Не вижу связи.
– Она была единственной, кто видел насквозь.
– «Насквозь»?
Секретарша на минуту задумалась.
– Что вы подумали, когда увидели меня первый раз, мистер Болитар?
– Не помню.
– Обычно люди на меня пялятся, – вздохнула Большая Синди.
– Их можно понять, – возразил Майрон. – Если учесть, как ты одеваешься и все такое.
Большая Синди улыбнулась.
– Я бы предпочла видеть на их лицах скорее шок, чем жалость, – заметила она. – Пусть лучше будут разгневанными и взбешенными, а не съежившимися от страха или полными сочувствия. Вы понимаете?
– Пожалуй.
– Я больше не хочу быть загнанной в угол. С меня хватит.
Майрон не нашелся, что ответить, и снова кивнул.
– Когда мне было девятнадцать, я занялась профессиональным реслингом. Разумеется, в роли злодеек. Скалила зубы. Корчила рожи. Жульничала. Старалась ударить противника исподтишка. Конечно, все это было понарошку. Но других ролей мне не давали.
Майрон откинулся в кресле и слушал.
– Однажды меня поставили драться с Эсперансой – то есть с Крошкой Покахонтас. Тогда мы и познакомились. Она уже в то время была самой популярной рестлершей. Красивая, стройная, миниатюрная… короче, моя полная противоположность. Мы выступали на спортивной арене в колледже недалеко от Скрэнтона. По обычному сценарию. То я брала верх, то она. Эсперанса побеждала мастерством. Я жульничала. Дважды я почти пригвождала ее к полу, толпа вопила, Эсперанса стучала ногой, словно требуя поддержки, и тогда все зрители начинали хлопать в такт. Вы знаете, как это работает, правда?
Майрон кивнул.
– Она должна была уложить меня на пятнадцатой минуте бэкфлипом. Мы здорово это проделали. Потом Эсперанса вскинула руки в знак победы, а я бросилась на нее сзади и ударила по спине железной табуреткой. И это тоже вышло очень хорошо. Она упала на ринг. Толпа ахнула. Я – Человек-вулкан, так меня называли, – торжествующе подняла руки вверх. Публика орала и швыряла в меня чем попало. Я скалила зубы. Комментаторы тревожились о бедной Крошке Покахонтас. На арену вытащили носилки. Впрочем, вы сто раз видели такое по телевизору.