- Ух ты, - рядом охнул Дарик.

- Ага - ух ты, - немного ошарашено согласился я с приятелем. - Дарик, я ничего такого глупого не сделал со своей картиной? Может, не нужно было дарить или изобразить что-то другое, не Сандру?

- Успокойся. Славар, успокойся. Видишь, как она отреагировала? Значит, сильно зацепила её твоя картина. Знал бы ты, какая у меня сестрёнка скромница, понял бы, что означает для неё этот поцелуй.

- Да я... - смешался я, чувствуя до сих пор жар девичьего дыхания и мягкость чужих губ.

- Пойдём немного по парку погуляем, заодно сестрёнка немного придёт в себя, - предложил Дарик, прервав мою фразу.

- Пойдём. А картина? Она так и останется тут лежать?

- Слуги уберут. Пошли.

Дойти удалось ровно до последней ступеньки уличной лестницы. И в тот момент, когда я уже занёс ногу, чтобы шагнуть на брусчатку нас окликнули:

- Подождите, я тоже в парк.

Позади стояла Сандра. Девушка всего лишь за несколько минут успела преобразиться - сменить пышное платье с корсетом на более простенькое, с минимумом рюшей и прочих кружавчиков. Очень похожей на то, что изобразил мастер на картине, только вместо серебристо-белого на Сандре было светло-голубое.

- Мм, тогда я, пожалуй, дома останусь, - торопливо произнёс Дарик. - Чтобы лишним не оказаться.

Впрочем, на его слова внимания ни я, ни Сандра не обратили. Девушка, стараясь не торопиться, спустилась по ступенькам ко мне и приняла мою руку. Парк встретил нас прохладой, беззаботными птичьими трелями и пустотой. Пустотой от чужих нескромных взглядов. Я не помню, в какой из моментов наши губы соприкоснулись и кто был виновником сего действа - я или Сандра. Просто через некоторое время осознал, что у меня воздуха не хватает после затяжного поцелуя и едва смог оторваться от сладких девичьих уст.

- Славар...

- Сандра.

Мы гуляли до самой темноты, и только когда заметили, как слуги, стараясь казаться как можно незаметнее, зажигают фонари вдоль аллей парка, пришли в себя. За ужином от весёлых подначек Дарика я краснел ничуть не меньше Сандры. А после него Сандра сообщила, что решила остаться с нами, проведёт эту и несколько следующих ночей в особняке Дарика.

Потом наступила ночь и с ней пришли сны.

Я вновь находился в своей квартире, старой ещё, где жил с родителями в школьную пору. Сидел по-турецки на кровати в окружении вырезок из 'Техника Молодёжи', нескольких листов с какими-то левыми распечатками и пары постеров с изображением винтовок конца девятнадцатого и начала двадцатого веков: 'мосинка', 'маузер', 'арисака', винтовка Генри, 'светка', винтовка Лебеля. Рядом на стуле, перевернув тот спинкой наоборот, сидел Сашка.

- Видал какая штука? Эх, какая жалость, что наши прошляпили такую классную вещь, - грустно произнёс приятель, пока я вчитывался в строчки и разбирал плохо пропечатанные рисунки. - Могли в войну войти с обалденными ружьями!

Это Шурик про статью, в которой описывалось изобретение некоего Герлиха. Тот успел в двадцатых годах поработать на Союз, потом соскочил к немцам, после них закорешился с американцами и там же благополучно помер при невыясненных обстоятельствах (предположу, что фрицам жутко не понравился такая 'лягушка путешественница', а может, тут поработала 'длинная рука' НКВД). Собственно, ладно с его смертью и скитаниям по НИИ, суть в том, что этот учёный смог добиться поразительных успехов в придании винтовочной пули потрясающей скорости - почти под полтора километра в секунду! Это нечто для той поры. Специально сконструированная для таких скоростей пуля пробивала на ста метрах пятнадцатимиллиметровый лист брони. Да ещё как пробивала - сталь в точке попадания становилась хрупкой, как стекло. И это обычной свинцовой пулей.