Ревет мотор, колеса выбрасывают песок на десятки метров, стрелка тахометра замирает на красной линии.
«Не переключаться, не скидывать, не дать пойти юзом!»
Отчаянно взревев, машина останавливается у предпоследнего светильника, колеса крутятся как на испытательном стенде, корпус дрожит.
Я чувствую, как миллиметр за миллиметром начинаю сползать вниз и вбок, уже не задумываясь, перехожу на скорость ниже, одновременно скидывая газ. Движение вниз остановилось. Сантиметр за сантиметром начинаю ползти наверх, только бы выдержала коробка, моторы здесь неубиваемые. Вот передний бампер поравнялся с последним светильником, еще пять метров и я выиграл. Давай, япошка, давай, я в тебя верю!
— Стой, стой, дура! — кричит мне Бадр, тряся за плечо.
Выныриваю из адреналина, копоти, пыли и липкого пота по всему телу: светильник на три метра позади, бампер машины уперся в набранный холм песка, я на вершине. На вершине Эвереста из песка и моей самонадеянности! Нестерпимо пахнет горелым, колеса не крутятся: мотор выдержал, коробка накрылась. Ошалело смотрю на Бадра.
— Я смогла?!
Вместо ответа он хватает меня за плечи и, притянув к себе, целует прямо в губы. Я испуганно поднимаю руку, чтобы оттолкнуть его — и проваливаюсь в темноту, теряя сознание.
Глава 4
Невольничий рынок в пустыне
В детстве, когда я не мог уснуть или болел, меня, пятилетнего оболтуса, мама укачивала на руках: ходила по комнате, держа на руках, напевая песню. Вот и сейчас мама меня укачивает на руках, только что это за странные крики? Никак дети во дворе дерутся и бабушки их разнимают. Нет, это не детские крики и руки не мамины, нежные, руки сильные в мышцах, и меня несут, несут куда? Открываю глаза, одновременно напрягаясь: я лежу на руках у Бадра, который, прижав меня к груди, спускается вниз с бархана. От него исходит приятный мускусный запах, который щекочет мои ноздри, и тепло от широченной выпуклой груди.
— Поставь меня, — говорю я требовательно.
Бадр останавливается, бережно опускает меня на песок, в котором я сразу увязаю по щиколотку. Вспомнив, что подоткнул платье под резинку трусов, шарю по бедрам, чтобы одернуть его. Платье одернуто и полностью скрывает мои ноги. Бадр? Вот скотина, когда он успел залезть под резинку трусов? Тогда, в машине, не до этого было, а сейчас я чувствую, как пылают щеки. Блин, веду себя как девчонка недотрога, это же не мое тело. Ну увидел он там ноги, подумаешь. Но почему-то именно перед ним мне стыдно, стыдно, что я оказался в таком нелепом положении, хоть бери и пользуйся.
— Ты идти можешь? — Голос Бадра прерывает мои душевные стенания.
— Я и тебя понести смогу, если понадобится.
Мой голос сух, как песок под ногами. Делаю шаг, и нога начинает съезжать, песок так и стремится ускользнуть из-под ног. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за рубашку Бадра. Протянутую руку я демонстративно не заметил. Черт, так тяжело спускаться вниз, как же этот монстр нес меня на руках?
Внизу творилось невообразимое, крики галдеж, чьи-то вопли, неяркий свет не позволял различить детали. Надеюсь, и им не было видно, что я терял сознание и меня нес охранник. Я же победил, а победители в обморок не падают, это аксиома. Только спускаясь вниз, я смог оценить реальную крутизну склона: да здесь все шестьдесят градусов будет. И я выиграл, выиграл там, где провалились вполне профессиональные водители.