— Пляж, на котором принцесса оставила одежду?

Получив ответ, он хмыкнул, включил таксиметр, и мы тронулись. Ехали довольно долго, я заподозрил, что, наматывая километраж, водитель везет нас кружным путем, когда мы остановились недалеко от грязных портовых кранов.

— Город расширился, вон тот участок песка с каменным столбом и есть то самое место.

Таксист указал на небольшой участок пляжа, где метра на два вверх высилась небольшая каменная стела. Мы попросили его подождать, и он согласился, довольный, как кот, объевшийся сметаны.

Памятником назвать это сооружение не поворачивался язык: двухметровый узкий пласт песчаника, вкопанный в песок. Правда, у подножья куча ракушек самого разного калибра.

— Я найду ракушки. — Бадр начал оглядываться по сторонам.

— Бадр, не тупи! Он подумает, что мы геи, и сдаст нас в полицию.

Мне просто хотелось увидеть место, где мужественная женщина пыталась спастись, меняя свой облик. Мне же пришлось стать женщиной против своей воли. Не понимаю, за что и кем я так наказан!

Обратно мы возвращались по другой дороге: видимо, таксисту хотелось поскорее избавиться от странной парочки.

Въезжая в центр, мы попали в полицейский кордон. Остановив движение, он встречал несколько представительских лимузинов. Оказалось, что нас остановили совсем рядом с отелем «Four season». Двери лимузинов открыли подбежавшие швейцары, и меня приморозило к креслу.

Из открытой двери ближайшей к нам машины вынырнул мой заклятый враг, принц Зияд Сасави, равнодушно скользнул глазами по перегороженной улице и прошел в отель. Лимузины отъехали, и полицейские разрешили продолжить движение.

Я сидел потрясенный: что за напасть такая, эта тварь появлялась всегда, когда я готовился покинуть эту страну.

Остановив такси за несколько кварталов до своей квартиры, мы решили нагулять аппетит перед ужином. После ужина Бадр собирался в порт на разведку, прощупать портовиков на предмет возможности пробраться на судно, минуя таможенную службу.

— Ты видел его? — Нарушить молчание пришлось мне.

— Видел, — араб был немногословен.

— После схватки с Билалом я дала себе слово, что убью его. Но стоило мне его увидеть, как у меня затряслись руки. Как я могу уехать из страны, не убив его, когда он так близко?

— Саша, у него охрана, но не это главное. Вспомни, какие меры введены в стране после убийства Абдель-Азиза? А Сасави — родственник короля. Закроют все: и порт, и города, и аэропорты. Мы не сможем выехать из страны, а вечно скрываться здесь у нас не получится. Забудь про месть. Если суждено — такая возможность еще будет в нашей жизни.

Бадр был прав, умом я это понимал, но сердце взывало к мщению.

Ужинали мы вместе с нашей хозяйкой, которую звали Меджнун. Рассудив, что двое человек ее не объедят, а может, проникшись историей любви несчастной еврейки и араба, она предложила нам готовить за символическую плату. Моей же платой за это была необходимость мило улыбаться, когда Бадр называл меня «хабиби», словно невзначай задерживая мою руку в своих руках и пару раз чмокнув в щечку. Играя роль, пришлось сдерживать эмоции. Получилось неплохо, потому что слезы умиления Меджнун были высшей похвалой моему артистическому таланту.