— Твои мальчишки завтра после обеда поедут к Кара-Су, — продолжает Алтынай. — Там вроде бы собрался десяток желающих попробовать ловить по-нашему, и лодки уже связаны.

— А почему мои мне сами не сказали? — удивляюсь. — Не скажу, что сильно занят; но если бы они нарушили какие-то мои планы своим отъездом?

— Кажется, кто-то упрямо не хочет понимать, где он оказался, — заливисто смеётся Алтынай. — В Степи никто, никогда, никуда не спешит! Если речь о работе… С их точки зрения, ну какие у тебя могут быть дела?! Гостишь у хана, вернее, в юрте хана. Кормить тебя будут и так, даже если другим будет нечего есть. Женщина под боком, — Алтынай хлопает раскрытой ладонью себя по плоскому животу, — коня тебе дали… Что ещё нужно для счастья? Куда тебе торопиться? А сами они не подошли потому, что постеснялись: они боятся, что ты расстроишься, когда узнаешь, что они будут учить рыбной ловле соседей.

— Это ещё почему? — удивляюсь причудливости местных загибов мысли.

— Хотя б потому, что некоторые из новых рыбаков будут рыбачить на этой же реке, — смеётся Алтынай. — И вдруг твои уловы из-за этого уменьшатся?

— Дикие люди, что с них взять, — вздыхаю, нимало не заботясь о приличиях.

Когда мы наедине, мы говорим друг другу то, что думаем, и не особо не подбираем слова.

— У меня на родине есть поговорка, — продолжаю. — Грибов в лесу и рыбы в воде хватит всем и всегда. Ещё солнца в небе. Да и затеял я этот лов рыбы только затем, чтобы…

Не оканчиваю фразу, Алтынай отлично понимает, что я хотел сказать.

— Так они-то этого не знают, — резонно замечает она. — Да и в юрту хана, если честно, у нас не принято ходить, как к себе домой. Особенно когда в ней кто-то гостит. Вот они и передали через знакомых мне, а я далее тебе.

— Кстати, давно хотел спросить… А вы используете рисунки местности на пергаменте, которые помогают путнику ориентироваться? — пытаюсь, как могу, описать роль географических карт в ориентировании на местности. — Типа маленького изображения местности?

— Я понимаю о чём ты, — медленно кивает Алтынай, что-то вспоминая. — У Султана во дворце такие есть на этаже писарей. Но это очень дорогая вещь, которая нужна только определённым людям: мы свою степь знаем и так. А взять готовые пергаменты нам негде.

— Жаль, — вздыхаю. — Очень хотел посмотреть, какая территория нас окружает; где заканчивается степь с травой и где начинаются горы; а ещё — где текут реки. И какие они.

— Пф-ф-ф, почему не спросил? — фыркает Алтынай. — Так, где это было…

Она лезет в какой-то рундук у дальней стенки юрты и извлекает на свет дублёную овечью (или козью?) шкуру.

На выдубленной, изнаночной, стороне которой обнаруживается схематичная карта региона. Очень приблизительная и корявая. Нанесённая коричневым соком какого-то растения, но включающая даже южные отроги пограничных гор, с которых сюда прибыл я.

— Так это же оно и есть?! — широко открываю глаза я. — Почему ты говоришь, что вы этого не используете?

— Да это так, наш рисунок, — отмахивается Алтынай. — Когда кочуешь на новое место, хан всегда собирает и охотников, и чабанов время от времени — делать такие вот наброски. И потом, ты же спрашивал о пергаменте? А эта шкура ненадолго. Так, на несколько лет…