Он видел под собой ужасное зрелище: кровлю церкви Сен-Жан-ле-Рон, которая казалась ему маленькой, как пополам согнутая карта. Он смотрел поочередно на все бесстрастные изваяния, украшавшие башни и висевшие, как он, над бездной, но не испытывавшие ни ужаса за себя, ни жалости к нему. Все вокруг него было из камня: перед его глазами – чудовища с раскрытыми пастями, внизу, в глубине, – мостовая, над головой – плачущий Квазимодо.
На площадке перед собором собралось несколько любопытных, преспокойно рассуждавших, какой безумец нашел себе такую странную забаву. Священник слышал, как они говорили, – звук их голосов ясно долетал до него: «Да он себе сломает шею!»
Квазимодо плакал.
Наконец архидьякон, полный бешенства и ужаса, понял, что все бесполезно. Однако он собрал остаток своих сил для последнего усилия. Он привстал на желобе, оттолкнулся от стены коленями, зацепился руками за щель в камнях и успел вскарабкаться приблизительно на один фут. Но от этого резкого движения свинцовая труба вдруг согнулась крючком. В ту же минуту сутана разорвалась сверху донизу. Тогда, чувствуя, что у него нет уже опоры снизу, что его поддерживают только немеющие руки, несчастный закрыл глаза и выпустил из рук желоб. Он упал.
Квазимодо смотрел, как он падает.
Квазимодо сидит на крыше собора. Художник – Люк-Оливье Мерсон. 1920-е гг.
«Любовь – как дерево; она вырастает сама собой, пускает глубоко корни во все наше существо и нередко продолжает зеленеть и цвести даже на развалинах нашего сердца»
(Виктор Гюго)
Падение с такой высоты редко бывает совершенно отвесным. Полетев в пространство, архидьякон сначала падал головой вниз с распростертыми руками, затем несколько раз перевернулся в воздухе. Ветер отнес его на крышу одного из домов, о которую несчастный ударился. Однако он был еще жив, когда упал на эту крышу. Звонарь видел, как он еще пытался удержаться за конек ногтями. Но плоскость была слишком поката, и у него не хватило сил. Он быстро покатился с крыши, как оторвавшаяся черепица, и грохнулся о мостовую. Тут он уже не шевелился.
Тогда Квазимодо поднял свой взор на цыганку, тело которой качалось на виселице и подергивалось под белой одеждой в последних судорогах. Затем он взглянул вниз на архидьякона, лежавшего у основания башни и уже потерявшего всякий человеческий образ, и проговорил с рыданием, вырвавшимся из глубины души:
– Вот все, что я любил!
III. Женитьба Феба
Под вечер этого же дня, когда епископские приставы подняли на площади изувеченный труп архидьякона, Квазимодо исчез из собора Богоматери.
Об этом происшествии ходили разные слухи. Никто не сомневался, что наступил тот день, когда, в силу их договора, дьявол, то есть Квазимодо, должен был унести Клода Фролло, то есть колдуна. Предполагали, что он разбил тело, чтобы унести душу, подобно тому как обезьяны разбивают скорлупу, чтобы съесть орех.
Поэтому архидьякона не похоронили в освященной земле.
Людовик XI умер годом позже, в августе 1483 года.
Что касается Пьера Гренгуара, то ему удалось спасти козочку и он добился успеха как драматург. По-видимому, попытав свои силы в астрологии, философии, архитектуре и герметике, – словом, во всех безумствах, – он вернулся к трагедии, самой безумной из них всех. Он называл это «трагическим концом». Вот что мы читаем о его драматических успехах в 1483 году в отчетах городского управления: «Уплачено Жеану Маршену и Пьеру Гренгуару, плотнику и сочинителю, сочинившим и поставившим мистерию, представленную в парижском Шатлэ по случаю въезда господина легата, на вознаграждение действующих лиц, на снабжение их костюмами, как того требовала мистерия, а также за сооружение необходимых подмостков, за все – сто ливров».