В-третьих, это рассказ о своей тусовке со всеми ее мифами и самообольщениями. От Аксенова, например, вы никогда не узнаете, что на знаменитом вечере в Политехническом самую высокую и бурную оценку слушателей получили не Евтушенко, Ахмадулина или Вознесенский, а поэт Сергей Поликарпов. Когда он стал выяснять потом, почему его блестящее выступление не попало в фильм Хуциева «Застава Ильича», ему ответили: «Ваши стихи были слишком русскими…» Вообще упорный четвертьвековой интерес телевидения к деятелям культуры с диссидентским и эмигрантским опытом несколько озадачивает. Во всяком случае, снять кино о Твардовском, Рубцове или Шолохове никому в голову не приходит. Может быть, потому, что их произведения слишком русские? А ведь жизнь того же Рубцова была по-настоящему трудной в отличие от благополучных страдальцев аксеновского круга.

На мой взгляд, выбор последнего мемуара Аксенова в качестве литературной основы сериала не только нелеп, а тенденциозен и продиктован навязчивым стремлением нашего телевидения за казенные деньги внушать зрителям комплекс неполноценности за «проклятый совок». Кстати, сам Аксенов, чьи родители были видными строителями советской системы, никакой вины не испытывал по этому поводу.

Осеннее обострение вольнолюбия ознаменовалось новым наездом на Министерство культуры. Я, конечно, не считаю эту организацию идеальной, но от чиновников надо требовать разумной организации процесса, а не прикладной метафизики. Итак, на съезде СТД-ВТО (старая аббревиатура подходит этой структуре куда как больше) с пламенной речью в защиту свободы творчества на бюджетной основе и против цензуры в формате 1937 года выступил Константин Райкин. Ничто так не вдохновляет худруков на борьбу с системой, как проблемы с бухгалтерией. Когда-то, в далекие 1970-е, будучи инструктором Бауманского РК ВЛКСМ, я помогал ему, молодому актеру «Современника», сочинять выступление для отчетно-выборной конференции. Полагаю, нашумевшую съездовскую речь ему тоже помогли подготовить: уж очень она концептуально формулирует основные претензии «вольных бюджетников» к власти. Хотя, возможно, с годами легкокрылый актерский ум набряк мудростью.

Но особенно меня заинтересовала статья-манифест режиссера Андрея Звягинцева «Дурной сон госзаказа», опубликованный в «Коммерсанте» и продолживший тему, поднятую Райкиным. Судите сами.

«…Вмешательство властей в профессиональные дела любых специалистов часто абсурдно, но во сто крат абсурднее вмешательство в дела художников. Это профессия, сама суть которой – свободное творчество, то есть рождение нового, до поры до времени не известного даже самому художнику. Когда чиновник задает автору тему и контролирует «правильное» ее воплощение в акте искусства, он метким ударом стреляет в самое сокровенное, что есть в профессии, – в тайну творческого процесса…»

По моим наблюдениям, в литературе свободнее всех чувствуют себя графоманы. В театре и кино тех, кто за себя не отвечает, тоже хватает. К тому же я не припомню, чтобы за последние тридцать лет власть задавала автору тему. Например, будучи еще советской, она очень удивилась, когда я написал «Сто дней до приказа». Почти четверть века назад новые насельники Кремля в благодарность за помощь в свержении «совка» отдали либеральным творцам полный контроль над художественным пространством и удалились в нефтегазовую сферу. «Твори, выдумывай, пробуй…» И кормись! Кто заказывал Богомолову «Идеального мужа», Райкину – «Все оттенки голубого», самому Звягинцеву – «Левиафана», Кулябину – «Тангейзера»? Власть? Я вас умоляю! Она забыла, в какую сторону сиденья в театре откидываются. Большинство наших режиссеров давно ведут себя в творчестве, как Настасья Филипповна в личной жизни, а власть, как идиот, в смысле – князь Мышкин. Рогожина на них нет. Да, в последнее время Минкульт стал очень робко интересоваться, на что тратятся бюджетные деньги. А почему бы и нет? Время такое – экономное. С олигархов тоже ведь стали брать налоги, а депутатов заставляют перечислять все имущество вплоть до «копейки», купленной в бедной юности.