– Sine pecunia[69], – прибавил его брат.

Педро Сениса, предавшись воспоминаниям, выпускал дым через нос, рот у него при этом был приоткрыт.

– Возьмем, к примеру, этот «Speculum», который Сорбонна приобрела, не усомнившись в его подлинности. Только бумага, печать и переплет наверняка должны были стоить раз в пять больше, чем то, что получили так называемые мошенники. Не всем это дано понять… Что, как вы полагаете, выберет художник, который наделен талантом, равным веласкесовскому, и способный с ним потягаться: шанс увидеть свою картину в Прадо, между «Менинами» и «Кузницей Вулкана», или большие деньги за нее?

Корсо без малейших колебаний признал его правоту. На протяжении восьми лет «Speculum» братьев Сениса считали самой ценной, самой замечательной книгой в собрании Парижского университета. Подделка была раскрыта, но не благодаря прозорливости экспертов, а по чистой случайности. Проболтался посредник…

– Надеюсь, полиция оставила вас в покое?

– Да, почти. Ведь в том парижском деле спор шел между покупателем и посредниками. Наши имена действительно упоминались, но доказать ничего не удалось. – Педро Сениса опять криво улыбнулся, явно сожалея об отсутствии тех самых доказательств. – С полицией мы поддерживаем добрые отношения; они даже приходят сюда за советом, когда надо разобраться с ворованными книгами. – Он ткнул концом дымящейся сигареты в сторону брата. – Если нужно свести библиотечный штамп, снять экслибрис или еще какой опознавательный знак, тут ему равных нет. Поэтому его иногда и просят проделать эту же работу, но, так сказать, в обратном порядке. Наша полиция следует правилу: живи сам и давай жить другим.

– А что вы думаете о «Девяти вратах»?

Старший из братьев метнул взгляд на младшего, потом воззрился на книгу и качнул головой:

– У нас не возникло ни малейших подозрений, когда мы с ней работали. Бумага и типографская краска такие, какими им должно быть. Есть вещи, которые сразу замечаешь, даже не надо особо присматриваться.

– Нам не надо присматриваться, – уточнил второй.

– А теперь?

Педро Сениса докурил то, что осталось от сигареты, потом бросил крошечный окурок, который удерживал самыми кончиками ногтей, прямо на пол, себе под ноги, где еле заметный огонек и потух. Корсо заметил, что линолеум был весь покрыт черными пятнами.

– Венецианский переплет, семнадцатый век, в хорошем состоянии… – Братья склонились над книгой, хотя только старший касался ее своими холодными и бледными пальцами; они походили на двух таксидермистов, которые обдумывают, как им лучше набивать чучело. – Черный сафьян, золоченые декоративные детали в виде растительного орнамента…

– Немного мрачновато для Венеции, – рассудил Пабло Сениса.

Старший брат лишь закашлялся в знак согласия.

– Да, но мастер, по видимости, воли себе не давал – что и понятно, если учесть тему книги… – Он посмотрел на Корсо. – Взгляните на обложку! Кожаные переплеты шестнадцатого или семнадцатого веков таят в себе такие неожиданности… Картон, шедший внутрь, изготавливался из нескольких слоев бумаги, промазанной клейстером и затем спрессованной. Иногда в дело шли корректурные оттиски той же книги или более ранний печатный материал… Так что порой такие переплеты представляют собой большую ценность, чем то, что они призваны защищать. – Он указал на бумаги, лежавшие у него на столе. – Вот, полюбуйтесь. Расскажи ты, Пабло.