– Нет. И меня, черт возьми, это мало интересует!

Варо Борха театрально расхохотался. Что свидетельствовало как о благодушном настроении, так и о том, что свою историю он непременно расскажет. Нелепая выходка Корсо словно бы проскочила незамеченной. Пока.

– Я плачу вам, и вы будете выслушивать все, что мне угодно.

– На сей раз вы еще не заплатили.

Варо Борха выдвинул ящик стола, достал чековую книжку и положил перед собой, а Корсо тем временем с самым невинным и добродушным видом пялился по сторонам. Именно теперь надо было выбирать: попрощаться и уйти либо остаться в кабинете в ожидании. Именно теперь хозяину кабинета подобало предложить гостю чего-нибудь выпить, но такого не было у него в заводе. Поэтому Корсо лишь передернул плечами и незаметно прижал локоть к спрятанной в кармане фляжке с джином. Как все нелепо! Он отлично понимал, что не встанет и не уйдет, независимо от того, понравится ему или нет предложение Варо Борхи. И Варо Борха тоже это понимал. Поэтому проставил сумму, подписал чек и положил его перед Корсо.

Корсо глянул на чек, но не прикоснулся к нему.

– Вы меня убедили, – вздохнул он. – Я весь внимание.

Книготорговец ничем не выдал радости. Только твердо и холодно кивнул головой, словно покончил с неприятной обязанностью.

– Я занялся этим делом по чистой случайности, – начал он рассказывать. – Просто в один прекрасный день оказался без гроша в кармане, но тут скончался мой двоюродный дед и оставил мне в наследство свою библиотеку – и ничего более… Около двух тысяч томов, правда, из них только сотня чего-то стоила. Зато там имелись первое издание «Дон Кихота», две псалтыри тринадцатого века и один из четырех известных экземпляров «Champ-fleuri» Жоффруа Тори…[36] Что вы на это скажете?

– Что вам повезло.

– Именно это вы и должны были сказать, – подтвердил Варо Борха невозмутимо и веско. В его рассказе не слышалось любования собой, которым грешат многие преуспевшие люди, повествуя о собственном жизненном пути. – …В ту пору я и знать ничего не знал о коллекционерах редких книг, хотя с ходу ухватил главное: есть люди, готовые платить большие деньги за то, что имеется лишь в малом количестве. А я владел как раз такими вещами… И тогда я выучил слова, о которых никогда прежде не слыхал: колофон, скульпторское долото, золотое сечение, суперэкслибрис… И, входя в профессию, усвоил еще одно: есть книги для продажи и есть книги, которые надо оставлять себе. Что касается последних… Библиофилия – род религии, и это на всю жизнь…

– Очень трогательно и возвышенно. А теперь скажите мне, какое отношение ваши пафосные речи имеют к «Девяти вратам»?

– Вы, помнится, спросили: а что, если мой экземпляр поддельный?.. Могу ответить сразу: он поддельный.

– Откуда вы знаете?

– Знаю абсолютно точно.

Корсо скривил рот. Гримаса выражала его отношение к критериям абсолютной точности в библиофилии.

– Но ведь в «Универсальной библиографии» Матеу и в каталоге Терраля-Коя он значится как подлинник.

– Да, – признал Варо Борха. – Но Матеу допустил маленькую оплошность: он указывает на наличие восьми гравюр, а их в этом экземпляре девять… Что тут говорить, любым официальным свидетельствам о подлинности грош цена. Если судить по библиографическим описаниям, то экземпляры Фаргаша и Унгерн тоже безупречны.