— Вы инвестируете в производство. Зачем?

Ее вопрос грубо возвращает меня в настоящее.

— Мне нравится созидать. Нравится узнавать, как устроены вещи, почему они работают, из чего сделаны. И особенно я люблю корабли. Что еще тут можно сказать?

— Получается, что вы прислушиваетесь к голосу сердца, а не к фактам и логике?

К голосу сердца? Я? О нет, детка. Мое сердце давным-давно было изуродовано до неузнаваемости.

— Возможно, хотя некоторые говорят, что у меня нет сердца.

— Почему?

— Потому что хорошо меня знают.

Я криво улыбаюсь. В сущности, никто не знает меня настолько хорошо, за исключением разве что Элены. Интересно, что она сказала бы о малышке мисс Стил. Девчонка — клубок противоречий: застенчивая, неловкая, явно умная и чертовски возбуждающая. Ну ладно, признаю. Она соблазнительная штучка.

Она механически задает следующий вопрос:

— Вы легко сходитесь с людьми?

— Я очень замкнутый человек, мисс Стил. И я многим готов пожертвовать, чтобы защитить свою личную жизнь. Поэтому редко даю интервью.

— А почему вы согласились на этот раз?

— Потому что оказываю финансовую поддержку университету, и к тому же от мисс Кавана не так-то легко отделаться. Она просто мертвой хваткой вцепилась в мой отдел по связям с общественностью, а я уважаю такое упорство.

«Но я рад, что вместо нее пришла ты».

— Вы также вкладываете деньги в сельскохозяйственные технологии. Почему вас интересует этот вопрос?

— Деньги нельзя есть, мисс Стил, а каждый шестой житель нашей планеты голодает. — Я бесстрастно смотрю на нее.

— То есть вы делаете это из филантропии? Вас волнует проблема нехватки продовольствия? — Она смотрит на меня озадаченно, словно я — головоломка, которую ей надо решить, но ни за что на свете я не хочу, чтоб это большие голубые глаза заглянули в мою черную душу. Эту тему я не готов обсуждать. Никогда.

— Это хороший бизнес. — Я пожимаю плечами, изображая безразличие. И представляю, как овладеваю ее хорошеньким ротиком, чтобы отвлечься от мыслей о голоде. Да, ее рот требует хорошей дрессировки. Эта мысль привлекает меня все больше и больше, и я позволяю себе представить ее на коленях передо мной.

— У вас есть своя философия? И если да, то в чем она заключается? — снова задает она заученный вопрос.

— Своей философии как таковой у меня нет. Ну разве что руководящий принцип — из Карнеги: «Тот, кто способен полностью владеть своим рассудком, овладеет всем, что принадлежит ему по праву». Я человек целеустремленный и самодостаточный. Мне нравится все держать под контролем: и себя, и всех, кто меня окружает.

— Так, значит, вам нравится владеть? — Глаза ее расширяются.

Да, детка. Тобой, к примеру.

— Я хочу заслужить обладание, но в целом да, нравится.

— Вы суперпотребитель?

Голос ее пронизан неодобрением, и это опять меня злит. Она говорит как ребенок богатых родителей, который всегда имел все, что только душа пожелает, но повнимательнее присматриваюсь к ее одежде — она одевается в «Уолмарт» или, возможно, в «Олд Нейви» — и понимаю, что это не так. Она выросла в небогатой семье.

А я мог бы столько всего тебе дать.