И еще надо разобраться с матерью. На этой мысли Елена почувствовала легкое возбуждение. Вот она в свои тридцать пять способна же перекусить в себе — какими бы они ни были прекрасными — чувства и ощущения, способна же! Значит, надо объяснить и матери, что климакс — вещь опасная, коварная. Это у нее последнее возбуждение. Пожалуйста, попользуйся! Но так, чтобы никто не знал и не смеялся и чтоб этот тип не смел ни на что рассчитывать.
Одним словом, в ту ночь все вернулось у Елены на круги своя. Она завязала себя узлом, взнуздала злость и агрессию и почувствовала даже некоторое удовлетворение.
Простыни, на которых спала, положила в стиральную машину. Прибрала Алкин диванчик. Чашку со следами запаха и вкуса хотела выбросить, но потом передумала. Хорошая чашка, с какой стати? Просто надо ее засунуть в глубину шкафчика, чтоб под руки не попадалась.
Над лесом поднималось солнце, в нем ощущалась какая-то нервность, как будто у светила было плохое настроение. Елена легла на свое место доспать. Она заснула быстро, и ей снова снился Веснин, идущий по полю в тесной рубашке, но никто не хотел его убить, и не было никакой женщины и никаких детей. Он был один и все шел и шел, вертя шеей в неудобном воротничке. Он шел ей как бы навстречу, но и как бы от нее. Шел, шел и исчез. Елена не знала, что плачет во сне. Но оно ведь и лучше — не всегда все о себе знать.
«Да!!! — сказала себе Алка, когда уехал этот потрясный мужик. — Да!!!»
…Приехав в Мамонтовку, она ждала — что-то должно произойти. Обязательно. Она озиралась на автобусной остановке, ища это нечто, с которого все пойдет и поедет…
Но ничего не случилось. Автобус пришел полусонный и ехал еле-еле, и люди в нем были вялые, как опущенные в воду. Дома она села на террасе, глядя на то место, где еще утром были качели. Теперь их не было. Никаких следов. Мишка постарался на славу, даже песочком это место присыпал. Она думала: вот уж он появится непременно. Но он не появился. Алка пошарила в холодильнике.
Увы. Надо было пограбить мать. Тут было молоко, гречневая каша, кусок забубенной колбасы. Алка сделала себе яичницу, а потом села с яблоком в качалку.
Ничего не происходило. Ожидание события было так сильно, что отодвинуло куда-то в сторону все мысли. И о том, что случилось с ней сегодня, и о матери, у которой что-то плохое (как она, бедняжечка, стояла на Грохольском) и что-то хорошее (см, в холодильник), и о бабушке, которую она обидела, но за дело! За дело! Вешает на уши спагетти про некую как бы жизнь, где главное не мужчина-женщина и то, что между ними, а какие-то бездарные идеи про смысл жизни, про место в жизни… Какое место?
Какой смысл жизни, кроме самой жизни? Алка ошеломилась открытием, ведь правда!.. Она спросит бабушку: "Ну скажи мне, скажи… Разве смысл можно выучить и вставить в жизнь? Так я запросто могу вляпаться в чужой смысл!
Например, в твой, который мне не подходит". Все это промелькнуло в голове пунктиром. Эдаким чуть-чуть…
Ожидалось событие.
Не так уж мы несведущи о том, что с нами будет.
Алка ждала события, и на ступеньках террасы объявился классный мужчина, из тех, что выходят из собственных хороших машин, а не из ломаных автобусов.