– Конкретный, да тупой, как автобус! – Банан начал успокаиваться. – Ладно, будем вместе искать. Ты где этого бомжару подцепил?

– У Люськи, в «Мандарине».

Увидев на пороге аптеки обоих рэкетиров, Люська забеспокоилась.

К Пузырю она уже привыкла, считала его за своего, а когда он заходил в аптеку по ночам, ей даже становилось как-то спокойнее. Но Банан казался куда более опасным – в его взгляде чувствовался нехороший огонек, выдававший человека, способного на все.

«Неужели хозяин поссорился с крышей? – подумала многоопытная продавщица. – Не дай бог, разнесут сейчас всю аптеку, а убытки на меня повесят, до пенсии не рассчитаешься!»

Однако братки подошли к ней с самым миролюбивым видом, и Пузырь, поздоровавшись, спросил:

– Люсь, а ты этого ханурика больше не видела… как его кличут… Хризантемыча?

– Больше мне дела нет – за рванью всякой присматривать! – фыркнула Люська, но, сообразив, что с братками нужно держаться уважительно, понизила голос: – Да нет, Пузырек, не видала я этого алкаша с той ночи… а на фига он тебе понадобился, пьянь подзаборная?

– Не твоего ума дело! – важно ответил Пузырь. – Раз спрашиваем – значит, нужен!

– Ну, как хочешь! – Обидчивая Люська замкнулась.

– А где эти бомжи греются? – вступил в разговор Банан. – Холодно же еще, должно у них какое-то местечко теплое быть?

– Уж мне-то они не докладывают! Бутылок пустых насобирают, сдадут и приползают ко мне за своим боярышником! Житья от них нет, после каждого хоть целый час аптеку проветривай! Вот, легок на помине, один уже тащится! – Люська повернулась к двери.

Стеклянная дверь с яркой рекламой лекарства от поноса приотворилась, и в аптеку робко вполз пожилой бомж, до глаз заросший седой щетиной. Испуганно взглянув на братков красными припухшими глазами, он нетвердой походкой двинулся к прилавку.

– Люсенька, – проговорил он заискивающим тоном, – красавица, дай мне пузыречек сама знаешь чего!

– Восемь рублей! – сурово напомнила непреклонная работница аптечного прилавка.

– Восемь… это конечно… это обязательно… – забормотал бомж, выкладывая на прилавок горстку мелких монет, – разве же я не понимаю? Без денег не пришел бы… вот они, родимые!

Люська брезгливо, одним пальцем пересчитала мелочь и неприязненно взглянула на бомжа:

– Тут только семь тридцать! Гони еще семьдесят копеек или проваливай! Я за каждого алкаша свои деньги докладывать не намерена! Что я, по-твоему, английская королева или, может, вообще Алла Пугачева?

– Что ты, Люсенька, что ты! – засуетился бомж, обшаривая карманы. – Было, было еще семьдесят копеек, я считал! Один полтинник, один гривенник да два пятачка! Неужто в дырку провалились? Ох, горе-то какое!

– Дед, – обратился к бомжу Пузырь, – я тебе возьму твой боярышник, если скажешь, где Хризантемыч ошивается.

– Хризантемыч? – Алкаш опасливо покосился на братка и сделал маленький шажок к двери. – Какой еще Хризантемыч? Не знаю я никакого такого Хризантемыча!

– Ты чего, Пузырь, пугаешь человека? – громогласно проговорил Банан, подмигнув со значением своему туповатому подчиненному. – Видишь же, не знает он никого! Ты ему купи лекарство по-хорошему, безо всяких там вопросов, видишь же, плохо человеку, нужно срочно поправиться!