— Привет-привет, — сказал он. — Что это, у нас гость? Прошу, прошу, входите.

— Это Шэм, — сказала Кальдера.

— Он оказал нам услугу, — сказал Деро.

— Папа, — продолжала Кальдера. — У нас плохие новости.

Она подошла к нему ближе, и его рассеянное лицо дрогнуло. Шэм молча попятился, спиной вперед вышел из комнаты и беззвучно прикрыл за собой дверь. Хотел отойти подальше, но тут же услышал плач.

Минуту-другую спустя дети-Шроаки вышли в коридор, их лица были мрачны.

— Я думал, ваш папа был тот… ну, которого я нашел, — шепнул Шэм.

— Был, — сказал Деро. — А это наш другой папа.

В рельсоморье типов устройства семьи не меньше, чем самих островов, разбросанных по морю, Шэм знал это. Не всем людям хочется устраивать свою личную жизнь так, как это принято на их родном острове. Поэтому там, где государство не навязывает своим гражданам определенных норм семейной жизни и не ставит на их защиту закон, те, кто готов встретиться с общественным неодобрением лицом к лицу, устраиваются так, как считают нужным. Шроаки, видимо, были из таких; отсюда и их странный домашний уклад.

— Их было трое, — сказала Кальдера. — Но папа Биро… — Она оглянулась на дверь. — Его никогда не тянуло шататься бог знает где, как маму и папу Эвана.

— Шататься, — повторил за ней Шэм, надеясь на продолжение.

— Он смотрит за домом, — добавил Деро. За его спиной сестра, поймав взгляд Шэма, одними губами сказала: «Смотрел».

— И пишет. — Кальдера просигналила: «Писал». — Он стал… забывчивым. Но за нами он присматривает. — Кальдера пояснила: «Мы присматриваем за ним».

Шэм моргнул.

— А больше здесь никого нет? — спросил он. Как же они умудряются заботиться и об этом рассеянном человеке, и о себе самих? — недоумевал он. И тут его осенило.

— Знаете, что я слышал? — начал он. — Я слышал, что раньше умели делать искусственных людей. Вот из этого. — Он показал на окружавший их утиль. — Они могли ходить, и думать, и работать… — Он огляделся вокруг с таким видом, точно ожидал, что сейчас из-за угла выйдет эдакая мусорная няня и заворкует, призывая своих подопечных.

— Утильботы, что ли? — сказал Деро. И издал неприличный звук.

— Мифы, — сказала Кальдера. — Их не существует.

Загадочная фигура из стекла, металла, камня и резины, созданная воображением Шэма, рассыпалась в прах при столкновении с жестокой реальностью, предоставив Деро с Кальдерой самим заботиться и о себе, и об их горюющем втором папе.

Как ни тянуло Шэма к осиротевшим на две трети Шроакам-младшим — чего он совсем от себя не ожидал, — как ни интриговала неоконченная история Шроаков-старших, пора было и честь знать. Время вело себя как обычно — то есть мчалось, как оглашенное, точно поезд с горы. К тому же Шэм сомневался, что Шроаки еще хотят его видеть. А не предпочтут остаться одни со своим единственным родителем.

Деро проводил его к выходу, а Кальдера пошла снова проведать папу Биро. Идя известной уже дорогой через сад, мимо арки из стиральных машин, Шэм размышлял о своих делах на завтра, о докторе Фремло и об остальных, прикидывал, чьими указаниями и приказами он может пренебречь, чтобы опять наведаться к Шроакам. Наверное, именно потому, что его голова была занята мыслями о возможных нежеланных вмешательствах со стороны людей, облеченных властью, он и обратил внимание на человека у дома Шроаков.