– И что дальше?

– И я знала, что вы влюблены в меня и сделаете все, о чем я попрошу. Вот я и воспользовалась вами.

– Неважно.

– Конечно, я не могла пойти в КККП и сказать, что у Роберта... нервный срыв. Его бы сразу сняли с расследования, особенно при таком давлении. Поэтому я пошла к вам, чтобы вместе с вами организовать прикрытие. Я знала, что ваши чувства ко мне заставят вас помочь мне и сохранить тайну. Бог мой, это, должно быть, звучит ужасно!

– Вовсе нет. Сейчас я собираюсь использовать вас. Мне нужен доступ к Деклерку.

– А зачем вы начали этот дневник? – Женевьева явно пыталась сменить тему.

– Охотник и его преступления обострили мой невроз. Мне нужно было как-то восстановить причинную связь событий.

– Так выходит, что Харди подставили?

– Да.

– И те вещи в горном домике были подброшены?

– Кроме масок и кокаина.

– Но зачем?

– Можно только догадываться. Может быть, Охотник почуял, что запахло жареным. А может, его психоз – я уверен, что речь идет о психозе, после того, как нашел эту коробку, – вошел в стадию рецессии. Кто знает? Вы лучше меня разбираетесь в душевных болезнях.

Наступила тишина, потом Флад спросил:

– Почему вы приехали ко мне?

– Потому что вам требовалась помощь. Потому что вы не отказали в помощи мне, когда это понадобилось. И потому что вы мне нравитесь.

Потом она удивила его. Привстав, она легко притянула его к себе и поцеловала в губы.

– Разве того, что вы меня любите, недостаточно, чтобы я пришла? – прошептала она. – Правда, я старомодна. Я могу любить только одного мужчину. И это Роберт.

– Настолько ли я вам нравлюсь, чтобы вы поверили тому, что я написал?

– Что вы нашли в коробке?

– Тсантсы, – сказал Флад.

Он протянул Женевьеве руку и помог ей встать из кресла. Потом провел ее в спальню и включил свет. Женевьева вскрикнула.

У всех голов, кроме монахини, были длинные черные волосы. Глаза их и губы были зашиты, кожа высохла, потрескалась и стала белой. Каждая голова усохла до размеров большого апельсина.

– Матерь Божья! – тихо проговорила Женевьева.

Но шок у нее вызвали не восемь высушенных голов.

Это был тускло блестящий предмет, лежащий рядом с ними на кровати.

18.15

– Они пропали! О Господи, они пропали!

Тише, Спарки. Тише.

– Кто-то знает! Ты что, не видишь, что меня раскрыли?

Я говорю: тише. От паники толку не будет.

– Все пропало, мама! Мне конец!

Хватит, Спарки. Сядь и хорошенько все обдумай.

– Папа, где ты? Помоги мне!

Спарки метался по комнате в свете единственной оставшейся свечи. Зеркало бесстрастно отражало его искаженные черты. Фигура, появляющаяся и исчезающая в зеркальном стекле, была одета в изодранный красный мундир капрала КККП.

Под ногой треснул пластик.

Что это?

– Откуда я знаю?

Так посмотри!

Спарки взял свечу и нагнулся. Под ногами валялись какие-то обломки. Поднеся свечу поближе, он увидел, что это разбитый электрический фонарик.

И что же это?

– Фонарик. Должно быть, я на него наступил.