Вдруг ей почудилось, будто они остались вдвоем на всем белом свете. Воздух звенел безмолвным ожиданием. Откровенно сексуальный, смуглый, черноволосый, как дьявол, греховно красивый, он источал грубую силу и первобытную похоть. Его глаза из-под полуопущенных век горели неукротимым огнем желания. Все это пробудило в ней давно забытые воспоминания о чувственном наслаждении.

Его ноздри затрепетали, словно он уловил, что она готова.

— Сколько нам ждать? — спросила Трикси. — Когда принесут еду? — Голос ее вибрировал.

— Уже недолго, — пробормотал он.

Поддавшись неодолимому желанию бежать, Беатрикс резко выпрямилась и вскочила с кресла, задев бокал. Шампанское выплеснулось на ковер сверкающими искрами золотистого огня, окрашенного отблесками пламени, полыхавшего в камине.

Паша подобрал бокал и поставил на стол. Но его взгляд следовал за женщиной, мерившей шагами комнату. Наконец она вернулась к своему креслу и остановилась позади него, словно хотела отгородиться от соблазна. Ухватившись за спинку, она сжала зеленый гарус вышивки, украшавшей чехол, с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Вы мне не нужны, — проговорила она, с трудом сдерживая бушующую в ней страсть. — Надеюсь, вы поняли?

— Разумеется.

— Вот и хорошо.

«Очень хорошо», — подумал он, почти физически ощущая ее желание.

— Я позову Жюля, чтобы узнать, почему задерживается ужин.

Он дернул за шнур колокольчика. Ее мысли блуждали в смятении, вытесняемые всепоглощающим чувством стыда. Как могла она пожелать его с такой силой, потеряв всякий стыд, когда они едва знакомы и встретились при весьма странных обстоятельствах? Неужели она до такой степени порочна, что в состоянии думать о подобных вещах спустя всего несколько часов после жестокого убийства, свидетельницей которого стала?

Повернувшись к ней, Паша вежливо предложил:

— Пожалуйста… сядьте. Может, вы будете чувствовать себя комфортнее, если Жюль останется в комнате, когда возвратится?

«Какой же он любезный», — подумала Беатрикс. Видимо, не замечает ее смятения и тревоги.

— Меня устроит любое ваше решение, — продолжал Паша, так и не дождавшись ответа.

— Ланжелье сильно поколебал мое доверие к мужчинам, — произнесла она наконец, не в состоянии облечь в словесную форму нагромождение мыслей, роившихся в голове.

— Я понимаю. — Паша подлил себе еще шампанского. — Вот наискорейший способ забыть печальные воспоминания. — Он поднял бокал, и в этот момент негромко постучали. Быстро осушив бокал, Паша велел войти.

Пришел Жюль и принес еду. За ним проследовала целая процессия слуг, которые принялись накрывать на стол. Расстелили скатерть, разложили столовое серебро, хрусталь и цветы. Стоявший по соседству буфет вскоре был уставлен разнообразными ароматными закусками, заказанными дамой, а также набором соблазнительных деликатесов, без которых, как полагал шеф-повар Паши, не может обойтись поздний ужин вдвоем: устрицы, шоколадный крем, потрясающий пирог, омлет с измельченной спаржей, грушевый пудинг, взбитые сливки с вином и сахаром — для дамы и кюрасо со льдом — для Паши, а также десяток других закусок и деликатесов.