Банька стояла особнячком от основного дома, почти в углу сада. Не очень большая, сложенная из толстых золотистого цвета брёвен, на которых лучами играло заходящее солнце. Из трубы в небо поднимался еле заметный дымок, разнося по окрестности запах горевших дров. Кое-где на крыше ещё остался лежать снег, не съеденный первыми лучами апрельского солнца. Цокая каплями, свисали сосульки. Некоторые из них были совсем маленькие, размером не больше карандаша, другие же, наоборот, – длинные и толщиной с мою руку. Меня так и тянуло подойти и как в детстве, взяв в руку палку, задрав голову вверх, пытаться сбить их с крыши. Помню, у нас во дворе это было одной из самых любимых забав. Сосульки, которые были по тоньше, падали от лёгкого прикосновения, словно от взмаха волшебной палочки, рождая музыку, похожую на звуки ксилофона. Но впереди предстояла битва с гигантской сосулькой! Размахнувшись и хорошенько прицелившись, от напряжения и сосредоточения высунув язык, ты бьёшь со всего маху! Палка, ударяясь, скользила, отбивая лишь жалкие сантиметры, кончика сосульки. Ещё удар – бесполезно… Сосулька монолитом, почти не уменьшаясь в размере, свисала с крыши. Так могло продолжаться долго. Никто не хотел уступать: ни она нам, ни мы, детвора, ей. Дальше в ход шла тяжелая артиллерия: ледяные булыжники, осколки более мелких сосулек, половинки кирпичей… Не выдержав такого напора, сосулька сдавалась. Прихватив с края крыши снег или лёд, порождая шум, со звуком «Уххх» сосулька, как нам казалось, медленно падала вниз, разбиваясь на множество прозрачных льдинок. –

Кать, ты чего там застыла, как снежная баба? О чём мечтаешь? Банька уже ждёт нас, – донёсся из приоткрытых дверей Костин голос. – Заходи, раздевайся и в парилку. А потом выйдем чайку попьём с мёдом. Есть минералка прохладная.

Нырнув в приоткрытую дверь бани, я огляделась: небольшая комната с окном в сад, диван, пара кожаных кресел, телевизор, холодильник.

Это тебе, – сказал Костя, протянув войлочную шапку, напоминающую цветок колокольчика. – Надевай поглубже, чтобы уши не обжечь. Сейчас термометр смотрел, под девяносто уже, да я еще ковшичек плеснул на каменку. Обернувшись, я чуть со смеху не покатилась: передо мной стоял – ни дать, ни взять – Павка Корчагин! Ну, по крайней мере, таким я его видела на обложке книги, которую я к своему стыду так и не прочитала. Красивое, волевое, чуть скуластое Костино лицо покрывали капельки пота. Взгляд серьёзный, как будто он собирался не в парилку с девушкой, а идти бороться за счастье народное. На голове – будёновка из мягкого войлока с длинными ушами, козырьком и большой красной звездой.

–Ну-ну, – ухмыльнулся Костя, – посмотрю, как ты ржать будешь минут через пятнадцать. С этими словами он распахнул дверь парилки, и я шагнула в неё, словно на подиум, который на самом деле оказался сущей преисподней.

–Мать твою! – закричала я, присев, зажмурив глаза и прикрыв уши ладонями. «Так вот что означает «уши свернулись в трубочку», – пронеслось у меня в голове. Повернувшись на месте, пулей рванула назад, в прохладу предбанника. Но сначала я головой врезалась в Костин живот, а он своей задницей шибанул дверь, которая с грохотом ударилась об стену.