Саид замолчал, а я сидел, ошарашенный, переваривая информацию. Двадцать первый век, а женщина как была разменной монетой, так и осталась. И пусть в России все не так грустно, но домашнего насилия в отношении женщин и харрасмента там тоже хоть отбавляй. После единичного случая изнасилования беженки-сирийки, я начал привыкать, что лагерь — достаточно безопасное место, как появляется новая напасть: работорговцы двадцать первого века.
— Саид, а почему администрация лагеря такое позволяет? — это был первый вопрос, пришедший мне в голову. Лагерь под протекторатом Красного Креста, а значит, и ООН в деле, хотя бы косвенно.
— Формально никакого нарушения закона нет, стороны добровольно вступают в брак. А если попытаться помешать — поднимется такой крик, типа навязывают европейские ценности, лишают традиций и обычаев. Да и сориться с основными финансистами не с руки. Иордания не в состоянии содержать этот лагерь, здесь почти сорок тысяч душ, помощь Франции и Америки ты сама видела. Периодически бывает помощь от других стран и благотворительных организаций. Но ежедневное содержание лагеря, подвоз воды и еды, электроэнергия, вывоз мусора, это десятки миллионов долларов в месяц. Хорошую помощь дважды привозила Россия, но где она теперь, эта Россия? Бомбит террористов, а до нас никому нет дела, — печально заключил Саид.
— Я почему все это тебе рассказал, Саша? Я знаю, ты очень порядочная и хорошая девушка, просто бывает и такое, хоть и крайне редко, что родители могут отдать дочь против воли. И тогда бывают плач, крики, слезы. Если увидишь такое, не вмешивайся, ты все равно ничего не сможешь сделать, а себе можешь создать проблемы, они люди очень богатые, а этот мир принадлежит тому, кто с деньгами или с оружием. Еще лучше будет, если ты просто не будешь ходить в ту сторону, вглубь лагеря.
Саид замолчал. Я тоже молча смотрел на него — хороший он человек, видно, как он близко к сердцу принимает все это, но не в его силах что-либо изменить, вот и расстроен.
— Саид, это неправильно, неправильно пользоваться бедственным положением людей, это бесчеловечно! — я почти кричал, обуреваемый эмоциями. — Вот так бесчеловечно пользовать девушек, вынуждать родителей мириться с этим, где же справедливость?
— Тише, Саша, не кричи. Все об этом знают, но работающие здесь просто делают вид, что их не касаются эти внутриарабские проблемы. И ты просто сделай вид, что тебя не касается тоже. Иногда приходится поступаться принципами, — с этими словами Саид поднялся и, пожелав мне спокойной ночи тихо растворился в темноте лагеря.
Оглушенный информацией, я даже не попрощался в ответ: конечно, я понимал, что мир несправедлив, понимал, что каждую минуту с голоду умирают люди, а рестораны выбрасывают на свалку миллионы тонн еды, не устроивших привередливых покупателей. Я понимаю такую ситуацию где-нибудь в Африке, где во многих государствах еще не отошли от родоплеменных отношений. Но арабский мир, давший миру столько мыслителей, поэтов, астрономов, врачей! Это было выше моего понимания. Со школы еще помнил, как ошарашены были крестоносцы, попавшие на Ближний Восток, его культурой, развитием. А сейчас арабский мир отставал в своем развитии от себя самого восьмисотлетней давности.