– Чьи? – злобно спросил я.

– Наши.

– И чего хотят? – Еще секунда – и я бы его придушил.

– Да идиоты! Хотят, чтобы мы жили по-человечески… – Встрепенулся, ухватил за локоть. – Вот об этом, кстати, никому ни слова! Вообще забудь! Государственная тайна… Знаешь, сколько народу уже траванули за разглашение? И у нас, и на Западе…

– Трава… – Я высвободил локоть рывком. – Кончай свистеть! Кто траванул?

– Кто-кто… Спецслужбы!

Потрясающий человек! На расстрел будут вести – наверняка что-нибудь отколет по дороге. И главное, какую бы он дурь ни порол, невольно веришь, невольно попадаешь под обаяние идиотизма…

Однако следует сказать, на этот раз мой друг заметно переигрывал. Чувствовалось, Петеньке и самому не по себе. Врал из последних сил, нес хрен знает что, марку держал.

– Пошли отсюда! – потребовал я. – Опасно здесь торчать…

– Полагаешь, в другом месте торчать безопаснее? – ворчливо усомнился он и все-таки двинулся за мной к подземному переходу.

По выщербленным ступеням мы сошли в полутемный бетонный коридор квадратного сечения, и что-то одолело меня некое недоброе предчувствие. Было сыровато, пусто и гулко. Опять-таки ни единого прохожего, кроме нас. Щелкало эхо шагов.

А Петя воскресал на глазах, с каждым звонко отдающимся шагом становясь все раскованней и раскованней.

– Так-то вот, Глебушка, – вещал он, развивая очередную свою залепуху. – Мы-то думаем: торнадо, цунами… Явления природы, стихийные бедствия… Все-то от нас таят, ни о чем-то не сообщают…

– Может, вернемся к пяти соткам? – не выдержав, пресек я его разглагольствования.

– А я тебя предупреждал! – с готовностью подхватил он. – Держись от меня подальше! Видал, какая каша заваривается?..

– Хочешь сказать, все это из-за нас?

– А я тебе врал когда-нибудь?..

Мы дошли до конца туннеля, свернули под прямым углом к лестнице и чуть не вписались в неподвижно стоящую человеческую фигуру. Подняли глаза, хотели отшатнуться – и не смогли. Окоченели. Широченные плечищи. Равнодушная харя. На правой щеке свежая царапина, рукав разорван. Невыразительные и словно бы слегка притупленные зенки, полчаса назад уже пялившиеся на нас из рук капитана Тахтамирова.

Бармалей. Собственной персоной.

Его крупные губы шевельнулись. Одни только губы.

– Документы, – скупо исторг он. – На собственность. Где?

Выручай, организм! Однако, похоже, и организм тоже оцепенел при виде такого страшилища. Выручать было некому.

Отважился взглянуть на Петю. Тот, казалось, весь ушел в себя.

– В банковской ячейке, – выговорил он наконец, явно обдумывая каждое слово.

– Код?

– Дома в сейфе.

– Наизусть не помнишь?

– Нет.

– Далеко это?

– Рядом.

– Тогда пошли.

И мы двинулись вверх по бетонной лестнице. Так восходят на эшафот. Дурак! Боже, какой я дурак! Зачем нужно было снова включать телефоны? Конечно, по ним он и вычислил, где мы… что мы… Чертов прогресс!

Наверху нас ждала все та же убеленная светом фонарей асфальтовая пустыня, и побрели мы по ней не поймешь куда, сопровождаемые по пятам этой, прости господи, статуей Командора.

– Петя… – еле вылепил я губами. – Но у тебя же нет никаких документов… Он же нас поубивает…