— И не всегда могу быть рядом. Не всегда, Даша. Но я должен. Я должен знать, что с тобой ничего не случится. Что если будет опасность, ты убежишь. Даша! Обещай мне!

И снова — встряхиваю, потому что не вижу, блядь, в ее глазах этого ответа. Не вижу!

— Слово мне дай, Даша. Просто дай мне слово. Это самое ценное, что есть в нашей жизни, что может быть. Если слово предашь, — меня предашь и все, что здесь, — к сердцу снова руку прижимаю. — Ты. Должна. Дать. Мне это чертово слово!

— Хорошо, Влад. Хорошо, — слезами захлебывается, а руками — скользит по моим щекам и будто меня самого, как маленького, утешает. — Хорошо, я даю тебе это чертово слово!

— Скажи! Скажи полностью и так, чтобы я услышал!

— Я сбегу. Если будет опасность, то буду прятаться, скрываться. Убегу. Сюда. А после ты за мной придешь.

— Поклянись, Даша. Сердцем моим поклянись.

— Клянусь… Клянусь, Влад. Но ведь этого не случится? Не случится, правда?

— Конечно, маленькая, — обнимаю.

Только теперь расслабляюсь.

Только теперь верю, почему-то твердо верю — такого слова она не предаст. Убежит. Спрячется в безопасности.

Только теперь дышать по-настоящему, свободно начинаю.

— Не случится, — глажу ее по векам, по волосам. — Просто. На всякий случай. Все будет хорошо.

— Я верю тебе, Влад, — прижимается, так доверчиво, так искренне. — В тебя верю. Я знаю, ты сделаешь все, как надо. Ты поступишь правильно.

— Верь, Даша. Верь. Сейчас просто верь и ни о чем не думай. Просто пойми, так нужно.

И снова — подхватываю.

Несу на руках обратно.

Изо всех сил прижимаю к себе мою бесценную ношу.

Не отпускал бы. Никогда, ни на миг от себя бы не оторвал.

Но если хочу сберечь, сохранить, если хочу, чтобы она была, чтобы мы были — должен.

Иначе потеряю навсегда.

Я любил ее совсем иначе этим днем.

Рассыпаясь по всей коже, обжигаясь поцелуями.

Медленными, долгими, тягучими. Задыхаясь каждый раз от неумолимой близости.

Другой. Той, что внутри. Той, что на уровне вен внутри разносится, клокочет.

Не к коже, не к телу, не к соскам и бедрам прикасаясь, — к ней самой. До самой глубины. До сердцевины.

Вонзаясь, выбивая тихие всхлипы и жадные крики.

Судорожно впиваясь в плечи и бедра, дергая на себя, — и снова возвращаясь к немыслимой тихой нежности.

Выходя из нее на максимум, чтобы жадно втолкнуться снова.

Вылетая из тела под судорожный всхлип, чтобы снова заполнить — медленно. Так медленно, что искры из глаз летят от этого промедления. От каждой секунды, в которой я еще не в ней.

Внутри. На максимум. На полную мощность.

Не телами. Чем-то совершенно запредельным.

Это единственный самый открытый разговор.

В наших вздохах. В руках сплетенных. В том, как из самого сердца рвется криком из нее мое имя, а ее тело судорожно охватывает меня, сжимая в тисках наслаждения до боли.

Пока не повалились на простыни — измученные, выдохшиеся. Оба такие выпотрошенные, что рукой не пошевелить.

Только и смог, что прижать в себе, — так крепко, как будто вырваться хочет. Прижать — и провалиться в какое-то одуряющее небытие.

Даша.

Такой стальной, такой он несгибаемый и крепкий, — а мне хочется сталь эту растопить.