Города росли за счет лесов. Особенно много леса требовалось, если территорию города хотели расширить в направлении нижерасположенных земель, где была опасность наводнения. В первую очередь закладывали надежную основу для будущих жилых домов (набережная в Гамбурге, построенная таким образом, называется Форзетцен – «преднастил»). В земле сооружался прочный фундамент из дерева, который, будучи поставленным или положенным в зоне грунтовых вод, сохраняется веками, как в Констанце, где засыпан целый залив в порту, в Берлине и Потсдаме, не говоря уже об Амстердаме и Венеции. В пространство между деревянным фундаментом и сваями высыпали городской мусор – сегодня это сокровищницы для археологов. Первое, что подтверждают их раскопки, это то, что целые леса уходили под землю, становясь фундаментами городов, чтобы там, где когда-то были речные берега, могли, не опасаясь наводнений, жить и заниматься своими ремеслами люди. Растущий город нуждался в новой городской стене, население все более активно занималось ремеслом и требовало все больше и больше топлива.

Деревья в лесах не могли состязаться в скорости роста с городами, к тому же горожане конкурировали в лесопользовании с жителями деревень и землевладельцами (проживавшими, возможно, во дворцах в пределах города).

Города очень давно получили в свое распоряжение леса, причем одни – прямо из королевской казны (например, Кобленц, Франкфурт и Нюрнберг), другие – от знатных землевладельцев. Именно к городским лесам относились первые постановления об охране – и это понятно, ведь без принятия строгих мер против чрезмерного пользования они быстро исчезали. Но даже и с принятием таковых состояние лесов быстро ухудшалось. В противном случае разве стали бы в Нюрнбергском имперском лесу высевать сосну? В сомкнутом лесу сеяние столь светолюбивого вида, как сосна, никогда не увенчалось бы успехом, так что к началу таких попыток «лес» был уже только правовым понятием. Эрфуртский городской лес с 1359 года был поделен на четкие участки, которые последовательно вырубали, а затем оставляли для лесовозобновления. Поблизости от города и в его окрестностях, где плотность населения была максимальной, древесная растительность в основном сохранялась (если вообще сохранялась) в виде низкоствольного леса. Столь интенсивная форма пользования эволюционировала в пригородных лесах в еще более интенсивную – корьевую дубраву или дубильный лес (Eichenschälwald, или Lohwald). Цикл начинался с того, что с дубов снимали кору, не трогая при этом верхнюю часть, так что она подсыхала прямо на стволах, что требовалось для получения высококачественного дубильного корья. Городские крестьяне наряду с крестьянами из деревень работали также и на лесопольных системах, например, в зигерландском хауберге.

Более серьезного планирования требовал среднествольный лес. Здесь оставляли на корню отдельные деревья, прежде всего дубы, а с остальными обращались как в низкоствольном хозяйстве или корьевой дубраве. Правда, оставшиеся дубы не поднимались вертикально вверх, а росли вкривь и вкось. Дело в том, что у многих из них на высоте примерно трех метров срубали верхушку для получения древесины, а потом уже из этого места вырастали новые ветви. Такие же криво растущие деревья одиноко возвышались на пастбищах, в пастбищных лесах, на пустошах. Скот объедал с них листья и ветки, разрушая точки роста отдельных крупных ветвей, с них срезали листву и побеги, их повреждал ветер и непогода, ведь лишенные естественного лесного окружения пастбищные буки и дубы были беззащитны перед стихией.