Лес, поднимающийся на месте брошенных поселений и пашен, несколько отличался внешне от первоначального, не вырубленного людьми. В «новых» лесах росли растения-азотолюбы: так, кусты черной бузины еще долго указывали на места, где когда-то стояли дома и накапливалось больше всего азота. Появление новых видов, того же бука, со временем меняло и общий характер леса. Под широкими кронами буков царит такая тень, что практически никакие другие деревья здесь не прорастают. Во многих лесах с преобладанием бука постепенно исчезли дубы – «вытемнились», как говорят лесники.

Были ли эти процессы полностью естественными в отличие от вызванных человеком неестественных, антропогенных? Да, люди не вмешивались в процесс лесовозобновления, так что бук рос без прямого покровительства человека. Однако «чисто естественным» этот процесс не был. Те несколько десятков лет, что земля была заселена людьми и распахивалась, означали, что природный процесс развития леса завершен полностью. Однажды вырубленный естественный лес никогда более не возобновлялся в прежнем виде.

Но сегодня в лесном хозяйстве и охране природы часто исходят из того, что леса вернутся в полностью естественное состояние, если мы предоставим их самим себе или исключим любое антропогенное вмешательство. Говорят о «потенциально естественной растительности» (ПЕР), которая сформируется на определенной территории, если раз и навсегда прекратить воздействие человека, так что растительность будет развиваться до конечной стадии. Разрабатываются даже карты ПЕР, и в процессе управления лесами ученые ориентируются на полученные таким образом модели.

Для многих частей Центральной Европы потенциально естественной растительностью считаются буковые леса. Однако результаты пыльцевого анализа показывают: если после прекращения деятельности человека на бывшей хозяйственной площади формируется «потенциально естественная растительность», то выросший лес выглядит не так, как «по-настоящему естественный», вырубленный когда-то людьми. Поэтому мысль о том, что после прекращения хозяйственной деятельности формируется «потенциально естественная растительность», кажется иллюзорной. Вмешательство человека уже направило процесс развития ландшафтов в другое русло, в любом случае отмеченное антропогенным воздействием. После такого вмешательства формировалось только то, что мы бы назвали «природой из вторых рук». В «по-настоящему естественном лесу» до поселений было много вязов, дубов и лещины, а в лесу «из вторых рук» почти не оставалось вязов, зато часто встречался бук, а богатые азотом места, где когда-то стояли дома, и размещался домашний скот, еще долго выделялись зарослями растений-азотолюбов.

Отсюда вытекают принципиально важные выводы. Во-первых, оказывается, что воздействие человека на окружающую среду, даже лес, продолжается гораздо дольше, чем принято думать, а именно примерно семь тысяч лет. Во-вторых, и это, наверное, много важнее, становится понятно, что человек легко может разрушить истинную природу, но никогда не сможет ее восстановить. Любая точка ландшафта несет на себе отпечаток не только тех условий, которые определяют ее облик сейчас, но и всего того, что происходило на ней ранее. Можно сказать, что ландшафт обладает своеобразной «памятью» о минувших событиях и о том, что привнесла в него человеческая культура. Но если природа после использования человеком не восстанавливается, а то, что восстанавливается, в любом случае является «природой из вторых рук», то какие аргументы существуют для ее охраны? Этот вопрос нужно поднимать снова и снова, и объективный ответ на него можно дать только в том случае, если выбирать в качестве обоснования для охраны ландшафта не только «естественность», но также и идентичность, в формировании которой принимал участие человек.