Американец ткнул ногой в вопрос, а рукой — в майора. Лишившись голоса, он безропотно уступил русскому командирские права, а заодно и командирские обязанности.
— Сейчас осмотримся и…
Образцов встал и осмотрелся поверх пингвиньих голов. Осмотрелся повторно. Потом ещё раз. Хотя смотреть было, в общем-то, не на что. Сверкающее здание антарктического отеля да заброшенная будка метеостанции в стороне.
— А скажи-ка, капитан, — произнес майор. — Зачем бы кому-нибудь понадобилось вместе с новым отелем строить заброшенную метеостанцию?
В комнате Ирэн постепенно погружалась в уныние. Эдуард меланхолично царапал на стене формулы. Шастель время от времени нажимал кнопку рации и безуспешно пытался вызвать Образцова или Джеффа. Ирэн со скорбным лицом читала словарь для продвинутых переводчиков.
Разведчики не вернулись, хотя прошло уже больше двух часов, а до выхода О. из уютного и безопасного континуума в кишащую василисками реальность оставалось меньше часа. Видимо, русский майор и капитан Америка всё-таки пали смертью храбрых… точнее, встали парализацией окаменевших.
Мари почувствовала, что сейчас что-то сделает. Например, бросится на выручку лейтенанту, наплевав на то, что продуманность идеи «бросится на выручку» заканчивалась на слове «бросится».
Но её опередил Эдуард.
— Сингулярность! — заорал он голосом гаишника, у которого угоняют служебную машину.
Это произвело эффект разорвавшейся акустической гранаты. Стало очень тихо.
— Пространственно-временной континуум, наложенный на своё подобие, формирует мнимую сингулярность, которая замыкает дивергентные потоки, пренебрегая синфазными аберрациями! — торжественно сообщил Эдуард. — Получаем диффузный соленоид!
— Э? — выразил общее мнение генерал.
— Э! — радостно подтвердил учёный. — Но только при дельта пси эпсилон, стремящейся к обратному дифференциалу! А иначе… э-э-э… никак! И не… э-э-э… просите!
Шастель умоляюще посмотрел на Ирэн.
— Переведём, — деловито сказала она. Смутить Ирэн обратным дифференциалом не удавалось ещё никому.
Перевод с научного на человеческий был выполнен чрезвычайно ловко. Когда сестра-переводчица сталкивалась с очередным искренним непониманием Эдуарда — какими ещё более простыми английскими словами можно выразить интуитивно очевидный термин «мнимая сингулярность», она предлагала учёному сказать то же самое на французском. А потом на фламандском. А потом на норвежском. А потом на русском — для верности. Языков в таком количестве и совершенстве Эдуард не знал и, наступая на горло научной точности, пытался подобрать похожие слова.
— В общем так, — сказала Ирэн через десять минут. — Если взять шар, в который лейтенант вошёл, и забросить его в тот шар, из которого он выйдет, то время там растянется до бесконечности. Для О. пройдёт час, а снаружи пройдёт вечность.
— Логично, — сказал Мари. — Когда лейтенант выйдет, наступит конец света, и никакие василиски ему грозить не будут.
— Можно светошумовую гранату повесить на выходе, — сказал Шастель. — Лейтенант ослепнет и василисков не увидит.
— Ещё лучше! — рассердилась Ирэн. — Что вы такое предлагаете… мой генерал?