Как читатель уже понял, я сам жил в Ливане, когда там бушевала ужасная гражданская война. Если не считать территории в окрестностях Зеленой линии[110], эта война была мало похожа на войну. Но те, кто читал о ней в исторических книгах, не поймут, о чем я[111].

В книге VI мы рассмотрели примеры асимметрии в жизни как следствие по большому счету нераспознанной агентской проблемы: отсутствие шкуры на кону губит отдельные сферы деятельности и порождает искажения.

Но не будем забывать: религия – тоже не столько «вера», сколько шкура на кону. В следующих главах мы поговорим о том, что называют «религией», и еще больше углубимся в ключевую идею книги: рациональность и принятие риска.

Мой девиз таков: «Математики мыслят (точно определенными и помещенными в контекст) объектами и связями, юристы и правоведы – конструктами, логики – максимально абстрактными операторами, а дураки – словами».

Два человека могут использовать одно и то же слово для обозначения разных вещей и все-таки продолжать беседу; это нормально, когда вы встречаетесь за кофе, но не когда принимаете решения, особенно решения, влияющие на других. Таких людей легко сбить с толку: достаточно, как это делал Сократ, спросить: «Что вы имеете в виду, когда говорите то, что говорите?»; философия требует строгости дискурса и неприятия путаных понятий – она родилась как противоположность софистике, обожающей риторику. После Сократа человечество, уточняя термины, породило традицию математики и договорного права. Впрочем, история знает и заявления дураков, оперировавших ярлыками; красивые слова хороши только в поэзии, в остальных сферах они – архивраг познания.

Когда разные люди произносят слово «религия», они редко имеют в виду одно и то же – и столь же редко это понимают. В древности для евреев и мусульман религия равнялась закону. «Дин» – «закон» на иврите и религия на арабском. Для древних иудеев религия была еще и племенной; для ранних мусульман она была универсальной. Для римлян религия была общественными мероприятиями, ритуалами и празднествами: слово religio – антоним слова superstitio[112]; религия, какой ее воспринимали в Древнем Риме, не имела аналогов на греко-византийском Востоке. Античный закон и процедурно, и технически стоял особняком. Восточное христианство благодаря св. Августину было в общем и целом отделено от закона; христиане всегда помнили о происхождении своей веры, и с законом их связывали непростые отношения. Даже во времена инквизиции окончательный приговор формально выносил светский суд. Более того, кодекс Феодосия (составленный в V веке, чтобы сделать римское законодательство единым) «христианизировали» через короткое введение, своего рода благословение; все остальное совпадало с римскими языческими юридическими рассуждениями, как их толковали в Константинополе и (в основном) в Бейруте. В кодексе по-прежнему доминировали финикийские правоведы Ульпиан и Папиниан – оба язычники; какие бы теории ни выдумывали «геополитики», причиной исчезновения школы римского права в Берите (Бейруте) было не христианство, а землетрясение.