Партизанский парад в фашистском тылу! Многим это казалось чем-то совершенно непостижимым. Но Дед только посмеивался. Не пустая блажь пришла ему в голову, он имел определенный, вполне трезвый расчет.

Во-первых, поднять боевой дух бойцов и настроение населения.

Во-вторых, ввести в заблуждение разведку противника, для чего было объявлено, что в параде примет участие не весь отряд, а только представители входящих в него частей. У присутствующих на параде зрителей (среди них наверняка будут фашистские осведомители) должно создаться представление, что партизан на самом деле многие тысячи. С той же целью единственную тогда пушку возили мимо трибун несколько раз, меняя лошадей. Присутствовали на параде и «минометы» — укрытые брезентом колодки на санях.

В празднике приняли участие тысячи две колхозников и колхозниц, собравшихся, невзирая на тридцатиградусный мороз, со всей округи. Впервые за бесконечно долгие недели и месяцы фашистской оккупации на улицах Дубовичей царило настоящее веселье. Играл партизанский оркестр: четыре баяна и скрипка, потом на столик поставили радиоприемник, включили его на полную мощность, и люди, не стыдясь слез, слушали музыку из Москвы. И уж конечно, не пропустив ни единого слова, прослушали приказ Верховного Главнокомандующего…

А 28 февраля Ковпак дал фашистам бой в селе Веселом Шалыгинского района. Село это находится между Путивлем и Шалыгином, лежит в котловине с небольшой высоткой в центре. Ковпак все учел, все рассчитал, избрав для боя именно Веселое, а не какое-либо другое село. Он сам объяснял потом так:

«Нас прельстили здесь хорошие условия ведения огня: мадьяры издалека должны были наступать под обстрелом, глубокой снежной целиной. Но, будучи окруженными в этом селе, мы уже не могли рассчитывать, что в случае чего найдем какую-нибудь лазейку, на которую можно надеяться в лесу. Располагая большим численным превосходством, противник должен был вообразить, что на этот раз партизаны сами попали в ловушку… Тут-то, думали мы, противник уже проявит упорство, его соблазнит возможность сразу покончить со всем нашим отрядом, запертым в котловине села, и он будет наступать, невзирая на тяжелые потери, введет в дело все свои резервы. Мы хотели перемолоть здесь как можно больше сил противника…»

На совещании в штабе перед боем, поставив задачу каждому, Ковпак сказал в заключение:

— Хлопцы, держаться хоть зубами, но — ни с места! Без команды — стой насмерть… Приказ будет вовремя, не сомневайтесь. Какой — обстановка покажет. Коли прижмет до крайности, подмогу подброшу.

Встретив недоуменные взгляды, дескать, о какой подмоге речь, искренне сознался:

— Да вы и сами поняли все, по глазам вижу. Подмога — это просто мы сами. Мы и ударные, мы и резерв. Больше неоткуда. Держаться будем, вот и вся наша подлюга. А что, не так?

Такого еще не выпадало ковпаковцам, как в этот раз. Тридцатипятиградусный мороз. Громадные снега. Карателей на том снегу черным-черно — до полутора тысяч солдат с минометами и артиллерией. Берут в кольцо. Но у партизанских рот явное преимущество в боевой позиции. Они в укрытиях, и гитлеровцы их не могут видеть. В этом преимущество Ковпака и, наоборот, слабость карателей, бредущих по снежной целине, как черные мишени на огромной белой ладони. Они — в прицелах партизанских винтовок и пулеметов. Веселое зловеще, не по названию, молчит. Фашисты еще далековато, надо выждать, пусть приблизятся. Таков приказ Ковпака. Но вот уже до вражеских цепей рукой подать и вступает в силу ковпаковский приказ: