Сидора Ковпака «забрили» в 1909 году, определили рядовым в Асландузский резервный батальон, вскоре реорганизованный в 186-й пехотный Асландузский полк, расквартированный в Саратове.

Неведомо кем и когда пущена была в люди поговорка: «За богом молитва, а за царем служба не пропадет». Что именно хотел сказать ее создатель — теперь не угадаешь. Одно стало ясно Сидору Ковпаку очень скоро — человек тот сам в солдатах служил вряд ли. Нескончаемой мукой, телесной и душевной, была та служба. Тяжелее солдатской серой шинели в царской России был разве что полосатый арестантский халат. Для солдата даже гордого слова этого — «солдат» не существовало, потому как именовался он — «нижний чин», которому, как и собакам, запрещался вход даже в чахлый городской сквер.

Казенный предмет, у которого две руки — для стрельбы из винтовки и метания гранат (у правой дополнительная обязанность — козырять начальству), две ноги для топтания плаца в ежедневной муштре, голова с ушами, чтобы слушать команды унтеров и офицеров да соображать ровно столько, чтобы исправно и бездушно исполнять их. Вот и все. Но знай главное: «за царем служба не пропадет».

Фразу эту слышал Сидор Ковпак, должно быть, тысячи раз с того дня, как рекрутом отправили его из Котельвы в волость, а потом и в уезд. Навсегда кошмарным воспоминанием остались последние дни в слободе. Голосили по парню родные, как по покойнику.

Рекруты гуляли: «Па-а-следний но-о-нешний денечек…» Напивались до бесчувствия. Горланили песни. Для многих то был первый и последний день в жизни, когда все можно, все дозволено. Потому что завтра ты уже не человек, ты — солдат, среди людей отрезанный ломоть.

Никогда потом, даже достигнув генеральских чинов и преклонных лет, Сидор Ковпак не был врагом ни бутылки, ни крепкого словца, ни веселья от сердца. Но не терпел никогда ни бражничества, ни похабщины, ни пьяного разгула. И к себе, и к людям подходил с одной меркой, умел и прощать, и беспощадно осуждать. Мудрость пришла с возрастом, с житейским опытом. Но тогда — в девятьсот девятом — он ни прощал, ни осуждал своих сверстников, гудевших на всю Котельву, только жалел, потому как понимал, что гуляют и буйствуют в пьяном угаре глубоко несчастные люди… Сколько мог, удерживал Сидор хлопцев от последних крайностей, от непоправимого. Зачастую ему это удавалось, было что-то в его цыганских глазах — властных, решительных, твердых, — что без слов смиряло и самых расходившихся.

Отшумели материнские причитания, отбуянили положенное новобранцы, отстучали железные версты вагоны эшелона. Вот он, город Саратов, казармы славного 186-го Асландузского полка. Откуда у полка российской армии взялось такое экзотическое наименование? Любознательный рядовой 12-й роты быстро разузнал, что получил свое имя полк за отличие в сражении против войск персидского шаха у Асландузского брода через Аракс в начале прошлого века.

Военная служба начинается с казармы и с начальства.

Солдаты были люди свои, понятные. А каково оно, начальство?

Разными были во все времена русские офицеры. Для одних солдаты были суворовскими чудо-богатырями, для других — бессловесной, серой скотинкой. Одну присягу принимали князь Багратион и граф Аракчеев. В тех же самых войнах участвовали генерал Брусилов и генерал Деникин. Были в ней люди храбрые, честные, благородные, добрые. Были трусы, казнокрады, садисты.