Избрали единогласно! Так Сидор Артемьевич стал единственным, должно быть, военкомом, являющимся «по совместительству» и председателем сельскохозяйственной артели — Вербковского колхоза имени Ленина. Зал грохотал аплодисментами: крестьяне, за месяц искренне привязавшиеся к уполномоченному, от души радовались его согласию. Кулаки и подкулачники сидели подавленные — они такого оборота не ожидали.

Так еще в 1925 году Ковпак взял в свои твердые руки управление новосозданным колхозом, одним из первых на Павлоградщине. Служба его в Красной Армии продолжалась, и никто от обязанностей военкома освобождать Сидора Артемьевича не собирался. Совмещение двух должностей, военной и сугубо мирной, в лице одного человека было глубоко символично, ибо, действительно, до конца дней своих был Сидор Артемьевич Ковпак и строителем нового мира, и его солдатом.

Уставал смертельно, и голова порой трещала от забот. Да и здоровье, казалось, железное, пошатнулось: все чаще нестерпимо болели ноги от заработанного еще в окопах Юго-Западного фронта ревматизма.

Колхозом руководил основательно, по-хозяйски, с оглядкой, мужицким расчетом и твердым сознанием главного: дай положенное государству, но и себя, то есть колхоз, не обдели — тому же государству это ни к чему.

Но с какими только сторонами жизни не приходилось сталкиваться, с какими проблемами, и всегда находить решение единственное и правильное.

Как-то уже много позже его вызвали в окружком партии.

— Срочно давай в Вербки!

— Что случилось?

— Да вот, понимаешь, Васильченко, предсельсовета, начудил там…

— Ну?!

— Самовольно велел колокола с церкви снимать, а ее саму под клуб передать. Собственноручно один колокол успел убрать, а там люди подоспели — не дали. Заваруха пошла. Васильченко, к счастью, сообразил запереться в церкви. Сгоряча, знаешь, могут и того — растерзать… Так что скачи в Вербки и выручай Лариона. Возьми милиционера на подмогу.

— Это лишнее. Шуму поднимем…

— Тебе виднее.

Военкомовский конек, запряженный в бричку, живо домчал Сидора Артемьевича к месту. Небольшую чистенькую церквушку окружала густая толпа. Ковпак — в нее, протолкался к попу. Батюшка, судя по тому, насколько были возбуждены прихожане, времени даром не терял. Кое-кто уже размахивал в общем-то вполне мирными предметами, вроде ухватов, оглобель, жердей, вил, которые, однако, сейчас вполне могли стать орудиями самосуда и кровавой расправы.

Завидев Ковпака, толпа поутихла.

— Доброго здоровья, люди!

В ответ тягостное молчание. Плохо дело, если с ним не хотят здороваться. Постарался поп. Ковпак повторил приветствие:

— Доброго здоровья, люди! Неужто не слышите? Или вы и со мною в ссоре? И почему это все село здесь? Беда какая стряслась, что ли?

Искренность и удивление — вот все, что слышалось в Ковпаковом голосе, не более. И потому, наверное, после некоторой паузы все же послышались голоса, хоть и одинокие:

— Дай бог здоровья!

— Спасибо! — Ковпак подхватил эту тонкую еще, слабенькую ниточку контакта с обозленной толпой и теперь крепко держался за нее:

— А все же, может, и мне можно узнать, что за беда собрала вас, а, люди?