— Ты понимаешь, что сейчас предлагаешь мне решить судьбу этого мальчика и его матери? Алла вконец обозлится на всех…

— Думаю, она уже давно все решила за всех, а ты переживаешь о пустом. Нам осталось лишь соблюсти формальности. Женщина, которая торгуется собственным ребенком… Как ты думаешь, что ждет Матвея в будущем рядом с ней?

Ничего хорошего. Я все понимала и тем не менее отнимать у Аллы ее материнское право было слишком жестоко. А что если она одумается?

— Я хочу к Марку… — прошептала я, чувствуя озноб.

Поднялась на ноги, накинула халат и прошла в спальню сына. Он спал, а я присев на кровать возле него смотрела в его красивое личико, а сама думала о Матвее и том, что от него отказалась родная мама… Почему Алла была такой бессердечной? В сравнении с признаниями моей матери, что я была им неродной дочерью этот поступок со стороны сестры выглядел в миллион раз хуже и не поддавался никакому логическому объяснению. Такого невозможно оправдать и принять… А тем более простить.

Спустившись на кухню, чтобы выпить чаю, я застала в гостиной маму. Она ходила по комнате слегка ссутулившись, держала ребенка на руках и укачивала его. Господи… В это мгновение на мои глаза навернулись слезы, а в сердце, будто вонзили сотни острых иголок. Пожилая женщина возилась с внуком, как с родным ребенком, когда его настоящая мать полностью здоровая и сильная женщина была не пойми где… И я еще в чем-то сомневалась? К чему заставлять всех нас страдать еще больше? Разве мало нашей семье было того, что уже случилось? Пусть Алла думает о том, как потом будет вымаливать прощение у матери.

— Ульяна, как ты? — мама подошла и с беспокойством заглянула мне в глаза.

Я перевела взгляд на ребенка и мое сердце снова болезненно сжалось. Уже подсознательно я знала ответы на все свои вопросы, но мне все еще нужно было время, чтобы разобраться в этих чувствах и уложить все в своей голове. Принять это все.



— Все хорошо, мам. Как он? Сергей сказал, что у малыша высокая температура.

— Да, — грустно отозвалась она. — Утром было все хорошо, а после дневного сна поднялась температура. Сергей вызвал врача и позволил нам остаться…

— Конечно, оставайтесь, — я протянула руки и мама отдала мне Матвея, а сама присела на край дивана, смотря на нас.

— Я все понимаю, Ульяна. Все… И так корю себя, что ничего не пыталась узнать у тебя о твоей жизни. Видела, что тебя что-то гложет, но что ты родила втайне ото всех ребенка… Представить такого не могла… И что меня поражает сильнее всего, знаешь? Ты не оставила его одного, никого и ни в чем не обвиняла, а просто молча уехала и воспитывала своего ребенка… — на ее щеках показались две мокрые дорожки. — У меня сердце кровью обливается, когда я думаю об этом, — мама смотрела на маленький горячий комочек в моих руках. — Почему он безразличен ей, ведь он — чудо…

— Не знаю, — я покачала головой. — Это сейчас я понимаю, что мои страхи разбить нашу семью и счастье сестры не стоили таких жертв с моей стороны, а тогда я осталась один на один с собой и своими проблемами. Я боялась вашего осуждения, только никому я была не нужна: ни я, ни моя правда.