– Меня действительно тревожило, что вы не получили профессиональную помощь. И как я раньше про Мишку не вспомнила? Мне так будет спокойнее. Кстати, вы первая пациентка, которой занимаются сразу три воспитанника Димдимыча и лучшие друзья, – призналась Людмила Никандровна.
– Хорошо, я обязательно обращусь за консультацией к вашему чудесному коллеге, но можно сначала дослушаю про бабу Нюсю?
– Баба Нюся от нас ушла, – ответила Людмила Никандровна.
– Почему? Как же так? – искренне удивилась Анна.
Людмила Никандровна еще раз внимательно посмотрела на сидящую напротив женщину. Анна спрашивала и слушала не из вежливости.
– Я теперь не уйду, пока не узнаю конец истории! – Анна поудобнее устроилась в кресле. А Людмила Никандровна поймала себя на ощущении, что ей хочется рассказать все именно Анне, а не кому-то другому.
– Это целиком и полностью была наша вина. Мы с Ильей были в гостях, слишком много выпили. А утром проснулись и перепутали банки.
– Какие банки? – Анна уже начинала подхихикивать, ну в точности как Марьяша, предвкушая смешную историю.
– Трехлитровые банки, – продолжала Людмила Никандровна. – Вы, возможно, застали то время. У всех на подоконнике стояли банки – одна с грибом, другая с серебряной ложкой – старый способ фильтрации воды. У нас тоже была серебряная ложка, мне ее свекровь подарила, когда родилась Настя. Я еще удивилась – ложки обычно дарят на первый зубик, а тут здоровенная ложка, явно не предназначенная для кормления младенца. Поскольку у меня не имелось столового серебра, передающегося из поколения в поколение, от бабки к внучке, свекровь пожертвовала свое, чтобы Настя пила отстоянную воду и ела кашу, суп и прочие блюда, приготовленные именно на серебряной воде. Банку с чайным грибом завела сама баба Нюся, считая, что гриб полезен и помогает от запоров и повышенного давления. Так было всегда: две банки – одна с водой, другая с грибом.
Утром мы открыли кран, но вода из крана текла желтая – так часто случалось, когда кто-то из соседей отключал воду из-за ремонта или прорыва трубы. Хотя нет – из крана почти всегда текла вода разной степени окрашенности, от едва желтой до почти охряной. Кран похрипел, несколько раз плюнул ржавой водой и затих. Воду, видимо, опять отключили.
Ну, мы с Ильей выпили и остатки гриба, и все, что было в чайнике, и остатки кефира, и дошли до серебряной воды, которая считалась детской, только для Насти. Илья еще шутил, что именно эта вода хорошо утоляет жажду.
Баба Нюся пришла, чтобы сварить Насте кашу как раз в тот момент, когда Илья допивал воду из банки. Она застыла на пороге кухни, пыталась что-то сказать, но вдохнула, и у нее вдруг перехватило дыхание. Я кинулась к ней и усадила на табуретку. Баба Нюся открывала рот, как рыба, выброшенная на берег, но не могла произнести ни звука.
– Что? Сердце? Воды дать? – спросила я.
Баба Нюся, услышав про воду, зашлась еще больше. И даже начала заваливаться на стол.
– О господи! – Я накапала в чашку валокордин, отобрала у Ильи банку и разбавила капли. Баба Нюся закатила глаза, начала чашку отпихивать, но я заставила ее выпить. Илья снова взял банку и продолжал пить.