Взамен Бретонвилье обрел нечто поистине бесценное. Самый богатый человек в Париже получил лучший билет на шоу, которое жители столицы впервые увидели на мосту Пон-Нёф: магическое зрелище речных пейзажей.
С начала XVII века каждый парижанин, проходящий по Пон-Нёф, мог доставить себе удовольствие и полюбоваться прекрасной рекой, но только владельцы самых роскошных домов имели возможность насладиться совершенной, полной панорамой.
Карта Брете-Тюрго показывает остров со всеми его 133 строениями: два самых больших, особняки Бретонвилье и Ламбера, полностью занимают один конец острова
В двух самых знаменитых особняках на втором этаже были устроены застекленные галереи, расположенные по всей длине здания. Они служили смотровыми, и только избранные лица получали доступ к тому, что считалось «лучшим видом в мире» и «зрелищем, которое нужно увидеть, чтобы поверить в него». Один из современников Бретонвилье утверждает, что перспектива, открывавшаяся с его галереи, была столь хороша, что гости зачастую не замечали выставленные напоказ богатства и «обращали свое внимание только на виды».
Галерея Бретонвилье насчитывала 17 туазов, или более ста футов, в длину и имела шесть огромных, более двенадцати футов высотой, окон, а также большой балкон вроде тех, что украшали Пон-Нёф, но гораздо более удобный и изящный. Он был закрытым, там находилось седьмое колоссальное окно; и он выдавался вперед, словно нос гигантского судна, как раз над тем местом, где раздваивалась Сена. В июне 1665 года, уже через два дня после того, как Бернини прибыл в Париж, чтобы начать работу над новым фасадом для Лувра, Кольбер лично устроил ему экскурсию и показал великому итальянскому архитектору все, что могло бы произвести на него впечатление: Сент-Шапель (Sainte Chapelle), или Святую капеллу, собор Нотр-Дам, «откуда они проследовали к острову» – то есть к острову Нотр-Дам. Они направились прямо к особняку Бретонвилье, чтобы «посмотреть на его замечательное расположение».
В 1874 году роскошная резиденция Бретонвилье была принесена в жертву перестройки Османа: ее разрушили, чтобы дать место новому мосту, который носит имя Сюлли, и новому бульвару, названному в честь Генриха IV.
Особняки Бретонвилье и Ламбера стали первым доказательством того, что в современном городе великолепие и роскошь больше не принадлежали исключительно королю и высшей знати. В новом Париже почти все резиденции, которые можно было смело сравнивать с королевскими дворцами, являлись собственностью новой аристократии, принцев и королей финансового мира. Дома Бретонвилье и Ламбера были столь пышными и величественными, что даже повлияли на французский язык.
Вплоть до конца XVII века французское слово «дворец» – palais означало исключительно резиденцию короля. В 1606 году лексикограф Жан Нико отмечает, что в итальянском и испанском языках это слово может относиться к «любому роскошному дому», но «во французском такое использование непозволительно». Но в 1694 году в оригинальном издании словаря Французской академии дается сначала традиционная дефиниция – «королевская резиденция», но затем добавляется: «теперь люди называют дворцами богатые величественные дома». И в самом деле, многие писатели, от Корнеля до Бриса, сравнивали эти два особняка на конце острова с королевскими дворцами.