– Не говорите мне „ты“.

– Ты что, секретарь у большого начальника? Моложе меня небось.

Деляров вспомнил, что он теперь только по паспорту в годах.

– Да, я встречал железо, – ответил он. – Коленчатый вал я узнал, а вот такое, с зубьями…

– Хедер от самоходного комбайна? Цельношнековый? – спросил Михаил. – Он мне тоже попадался. По кругу ходим.

– А где вода?

– Спроси ее, – резонно ответил Михаил.

Решили разойтись каждый влево перпендикулярно тоннелю, потом дважды через двадцать метров, сделав повороты под прямым углом, сойтись и еще подумать.

– Я ищу не для себя, – сказал Деляров. – Это не моя идея.

– Это твое личное дело, – отвечал Михаил.

Разошлись.

Копали сутки.

Снова встретились.

– Ты, брат, полысел, – сказал Михаил, зажигая спичку. – Так чья это идея?

– Моей невесты Раи.

– Сколько ей?

– У нас все равны, – ответил Деляров.

– Ладно. Воды-то нет.

– Нет. Но железа – буквально залежи.

– Знаешь, друг, – сказал Михаил, – давай плюнем на эту воду, будем железо добывать. На одном металлоломе озолотимся.

– Есть и целые части. Даже в масле.

– Отсортируем.

Тетка Михаила, Агура, и вероятная подруга Делярова, Рая, тоже столкнулись лбами. Они несли обед и заблудились в катакомбах. Агура и стала плакать. Рая плакать не стала. Она раскрыла сверток и стала есть.

– Не трать жидкость, – сказала она Агуре. – Кто-то должен выжить, так что спасайся. У тебя кто под землей? Муж?

– Племянник.

– Ну и не реви. Если выбирать из двух зол, то надо нас. Ну, спасутся они, и что толку? А мы спасемся и родим. Ты как настроена?

– Рожать, – прошептала Агура.

– Ну и ешь! Открывай кастрюли! А мужиков хоть всех под корень. Никто и не заметит, что исчезли. Скоро вообще искусственное осеменение начнется.

Деляров и Михаил нашли женщин по запаху пищи. Дусина стряпня понравилась Михаилу больше, чем староверские остывшие щи Агуры. А Деляров с удовольствием похлебал щец. Насытился и сообщил:

– Железо будем добывать. Феррум.

– Юноша, – заметила Рая, – это сон в летнюю ночь.

– С кем сон? – спросил Михаил, придвигаясь.

– Утром разглядим, – ответила Рая, не отодвигаясь.

Деляров обреченно думал: „Агуру надо у Алфея Павлиновича отбивать. Агуру. У староверов порядки строгие, заживем дисциплинарно. И Рая будет все же родня“.

– Какие у вас щи питательные, – сказал он Агуре. – Сами готовили?

– Сами, – прошептала Агура.

– Вот и славненько, – похвалил Деляров, облизывая ложку и пряча ее за пазуху. – Давайте обмозгуем вот какой вопрос. Так как вода – голый абсурд, то ввиду наличия железа надо скинуться на большой магнит. Думаю, что-нибудь около сотни на брата.

– Разбирается, – одобрил Михаил.

– Ну так! – ответила Рая.

На обратном пути две черные мыши перебежали им дорогу.

В красном углу, где с весны стояла фотография Маши и куда Кирпиков привык поглядывать и желать Маше всего хорошего, вновь стояла икона. Кирпиков вошел, привычно глянул и привычно сказал: „Ну как дела, Мария?“ – и обрезался: икона. Кирпиков нашел фотографию Маши на столе. Прислонил ее к слитку нечаянно сделанного стекла. Потом разулся, сгрудил половики, лег. Казалось, будет провальный сон, но когда человек намучился, он не может сразу уснуть. Кирпиков покосился – Маша смотрела на него, и казалось, что она здесь, потому что фотография была сделана в поселке и будто Маша оставила себя здесь, а теперь другая. И прежней Маше, с которой играли в память, хотелось бы рассказать сон, который давно его мучил. Он начал сниться в Померании в санбате, потом в госпитале и после него, да иногда и сейчас. Он думал, что если бы он рассказал его Маше, то она бы быстро забыла, а от него он бы отвязался. Он думал, что это был сон о ранении.