– Начнем с главного, Григорий Алексеевич: что произошло с Татьяной? Почему она не помнит некоторые моменты? Она в опасности?

– Это и есть для тебя самое главное – о чем я и говорил, – он все-таки расслабился и стал выглядеть точно таким же, как всегда раньше. – Не кто я есть, не зачем ты мне нужна, не сила моего имени в древнем знаке, а что страшного произошло с кем-то другим. Ничего особенного с ней не произошло и не произойдет. Мне не нужны трупы за спиной.

– Объясните! – потребовала я, пытаясь затолкать страх куда поглубже – сейчас ответы важнее, чем приятно побояться.

– После того как я решил, с твоей подачи, не тянуть эмоции со всех людей, то есть не доводить их до истерики, я начал испытывать голод. Эх, как раньше было удобно – наорал на цехового мастера, весь день сытый ходишь. Я выбрал более рентабельный и менее заметный путь – высасывать часть энергии непосредственно из кого-нибудь. Им все равно – легкая слабость и пробел в памяти, а мне сытно. Согласись, от этого все выиграли.

– Не соглашусь! – я мотнула головой. – Вы же жрете людей! Каннибал!

– Не людей, а их эмоции. Любые. Просто плохие вызвать проще всего. Этим половина населения занимается – и никто их в каннибализме не обвиняет. Неужто никогда не замечала, как некоторые жрут твои отрицательные эмоции, умело их вызывая? Но я больше, чем любой человек, потому и питаюсь буквальнее.

Я не могла справиться с мышцами, они от перенапряжения затекли. Все тело мерзло от нервов.

– Что вы такое? Какой-нибудь древний вампир? – я все-таки задала этот нелепый вопрос, который и в голове разумностью не радовал.

– Слово «вампир» люди придумали намного позже моего рождения, я тогда и рядом не пробегал. Но могу отрастить клыки. Если тебе нравятся мужчины с клыками.

У меня уже появилась уверенность, что он при желании может и рога с хвостом отрастить. Любой человеческий миф физически воплотить. И проверять подобное мне определенно не хотелось.

– Бред какой-то… – Я встала. – Вы несете бред! И меня им заражаете!

Развернулась, чтобы уйти, но он продолжал говорить, словно и не беспокоился о том, что беседа давно вышла из-под контроля:

– Посмотри на меня, моя Любовь. И увидишь бред.

Я не смотрела – как если бы точно знала, что его глаза перестали быть мутно-зелеными. Они насытились бездонным черным. Или красным… да, красный ему очень подошел бы. Мне не хотелось подтверждений, потому я не смотрела. И шагнуть вперед не могла: Вася больше не держал мои ноги, держало любопытство – услышать еще что-нибудь столь же дикое.

– И что будет дальше, уборщица? Позволь, я расскажу свой прогноз. Сегодня ты не поедешь на работу, сошлешься на болезнь или придумаешь другое оправдание. Ведь нужно переварить узнанное. Пройдет день, два, три – и ты переваришь. Успокоишься. И твоя натура потребует действий – или узнать остальные подробности, или искать способы, как спасти моих так называемых жертв. Хотя никакие они не жертвы, если разобраться.

– Вы ошиблись с прогнозом, – отозвалась я сухо. – Через день или три я буду думать о том, как вас изолировать от общества. Не знаю… Создать какой-нибудь орден из единомышленников, который вас остановит!