— Вы и пришли снова, будто вернулись из моих детских снов и мечтаний, — сказала Надя, и смотрела она в сторону, на сбегающую под гору дорогу, будто ждала, что кто-то очень нужный появится в конце бетонной полосы.

— Я мало похож на сказочного принца, — усмехнулся я.

— У всех людей свои сказки, — покачала она головой. — И принцы свои… Я знала, что вы когда-нибудь вернетесь…

— Я вернулся по очень печальному поводу, — напомнил я.

— Нет, Николай Иванович был болен и стар, и все равно — через год или через три — вы приехали бы прощаться с ним, а сейчас он умер в бою с этой нежитью, нелюдьми, приславшими телеграмму с того света. И вы вернулись из моей детской любви к вам, чтобы добить за него эту нечисть. Спасибо.

Я положил ей руку на плечо, повернул к себе:

— Это звучит, как окончание сказки. Мы прощаемся навсегда?

Она посмотрела мне прямо в глаза, твердо сказала:

— Нет. Надеюсь, верю, мечтаю…

Мчалась с рокотом и шелестом по шоссе машина. Барс, еще не поверивший до конца, что едет со мной, дышал сзади еле слышно. Лес, обступивший дорогу, в сумерках был совершенно черный, и белые столбы света от фар будто высверливали в этой густой темноте туннель, по которому со свистом летела наша блестящая жестяная коробочка.

С ревом гнал я рыжую машину по серому асфальтовому пространству, неслышно летел во времени и про себя повторял непрерывно, чтобы не уснуть:

«…Наша жизнь ничего не стоит. Дорого стоят только наши дела для жизни остальных людей».