Под ногами захлюпала почва, и я провалился почти по колено в какую-то жижу. Остановился. Осмотрелся. Впереди в свете фонаря желтели камыши. Во тьме чернели стволы мёртвых деревьев, уткнувшихся в серое небо. Всё ясно: я забрёл в болото. Дальше пути нет.

Немного подумав, я вылез из жижи и побрёл вдоль водоёма. Преследования не было, вокруг снова воцарилась тишина, и лишь ветви кустов трещали, когда я пробирался сквозь них.

Я шёл вслепую, наугад. Сложно было представить, что ждёт меня впереди в глухих дебрях. Вдруг ещё одна красноглазая тварь? Или мертвецы, или… Да тут всё, что угодно могло оказаться. Но я, кажется, устал бояться, устал думать об ужасах, которые таятся во тьме. Я просто шёл вперёд, не зная, куда и зачем. Главное — подальше от проклятого сада.

Вскоре начался лес, идти стало легче. Под ногами шуршала прошлогодняя листва, припорошенная снегом, а фонарь всё так же неизменно светил вперёд, вырывая из тьмы стволы и ветви деревьев.

Я устал и ослаб, желудок сводило от голода, а ноги еле волочились в тяжёлых ботфортах. Я сел под деревом, выключил фонарь и некоторое время просто смотрел во мрак ночного леса.

Дальше идти было бесполезно. Я потерял все ориентиры в пространстве. Даже не знал, в какой стороне город, а в какой — особняка. Ничего не оставалось, кроме как ждать утра. Не хватало до кучи ещё и заблудиться.

Я съел холодную похлёбку. На вкус она оказалась ещё хуже, чем тёплая, но хотя бы силы появились. Я решил не светить фонарём и не разжигать костёр, чтобы не привлекать к себе внимания. Накинул плащ, положил на колени рюкзаки и ружьё, прислонился к дереву и так просидел до утра. Даже вздремнул немного, но сон был тревожный. Спать толком не получалось в таком положении, да и обстановка была неспокойная. Чудилось, что вот-вот рядом окажется очередной монстр, и при каждом громком треске сучьев я вздрагивал и открывал глаза.

С рассветом побрёл дальше — усталый, разбитый, невыспавшийся. Еды почти не осталось: лишь десяток сырых картофелин, да кучка вяленого мяса. Я собирался вернуться в город. Там хотя бы можно найти съестное. Попытался вспомнить проделанный ночью маршрут, выбрал направление и зашагал в ту сторону, надеясь, что сориентировался верно. Иначе кто знает, сколько придётся блуждать?

Вскоре я заметил среди деревьев изгородь из прутьев, пошёл туда. За изгородью оказалась крестьянская изба с бревенчатыми стенами, соломенной крышей и маленькими окошками. За ней наблюдалась ещё одна крыша. Лес здесь заканчивался, начиналась деревня. Совсем немного не дошёл вчера вечером до поселения. А ведь мог бы ночевать в доме, а не под деревом.

Решив исправить упущение, я зашёл во двор, ища вход в избу. Но тут же остановился. Во дворе был мужик крестьянской наружности, одетый в рубаху, порты и лапти. Он тыкал вилами копну сена — упрямо, монотонно и бессмысленно, будто у него что-то замкнуло в голове. Мужик стоял ко мне спиной и меня не заметил. Медленно пятясь, я вышел на улицу. Вздохнул с облегчением: снова чуть было не влип.

Побрёл дальше. «Если тут живут эти… существа, значит, в домах может быть съестное», — рассудил я. Осталось только проникнуть в дом, не привлекая к себе внимание. Иначе один такой завопит, и опять толпа сбежится.