Война…
Глава 7
…Вылез я из подвала, в затылке почесал… ну и приказы у наших начальников! От Гродно до Августова — почти полсотни километров. При самом благоприятном раскладе мне с орлами два часа шлёпать. Да и то, если дороги свободны, да вражеской авиации не будет…
И только я о самолётах подумал, слышу, снова вопят: «Во-о-оздух!». И вой знакомый, хуже пилы резущий, сразу со всех сторон. Куда деваться?! Убежищ нет, назад в подвал — ага, сейчас, куда там… Двери в бункер наглухо задраили, сволочи.
Смотрю, а во дворе, на грузовике счетверенный «максим» зенитный стоит и — никого… и эти тоже сбежали, попрятались! А сирена всё воет — ближе, ближе. Уж слушать невозможно, я даже уши ладонями зажал, да под грибок караульный нырнул. Это сейчас смешно, а тогда не до смеха было, ой, не до смеха…
Только я под гриб этот дурацкий заскочить успел, как что-то грохнет! Мамочка родная! Ну, всё, думаю, отвоевался… А потом… потом глаза открываю — твою ж мать фрицевскую за обе ноги да через пень тридцать три раза! Бочка пустая, железная, из-под топлива, а в ней дырки понаверчены. Вот она и выла дурным голосом. Сволочи! Ржут, наверное, сейчас над нами. Сверху-то, небось, видно, как мы словно тараканы по разным углам сыпанули! Ох, сволочи…
Ладно, поднялся я — и бегом к своим. По местности сориентировался, и бегу себе по азимуту. А как добрался до расположения, как увидел, что там творится, так и сел прямо на землю… Пока я в штабе болтался, маразмы генеральские выслушивал да под грибом от пустой бочки прятался, немцы на мои танки целую кучу бомб высыпали…
Осмотрелся я, зубами скрежетнул да велел бойцам топливо да боекомплекты из повреждённых машин в уцелевшие танки перегружать. Ну, ребята зашевелились, принялись приказ выполнять, а я гляжу — механик один, новенький, из крымских татар, сел на пулемётную башню и смотрит, как все работают. Я к нему: «в чём, мол, дело, боец?». А тот меня матом: «отвали, капитан, пускай русские работают, я — татарин. Мне не положено». И пару приложений бесплатных, погрязнее — урки так не выражаются, как этот… Постоял я чуток, посмотрел на него — сидит, скалится — потом «ТТ» из кобуры вытащил — и в лобешник сволочи. Прямо между глаз. Все так и ахнули…
Откуда ни возьмись — «особист» прискакивает: «кто стрелял, почему стрелял?». Я ему докладываю: так, мол, и так, за неисполнение приказа командира, по законам военного времени и согласно обстановке и военному положению. Ничего тот не сказал, глянул только странно и отошёл.
Зато бойцы мои, вижу, как-то шустрее забегали, зашевелились. «Безлошадных» я вместе с лейтенантом из первой роты в ближайший лесок отправил, приказал из подбитых машин всё, что уцелело, повытаскивать и в Августов следом за нами отправляться…
Идем маршем, на всю, как говорится, железку давим. Час в таком темпе проехали — догоняет нас «особый отдел» на мотоцикле, машет мне «тормозни, мол». Ну, всё, думаю, хана, сейчас прямо здесь и шлёпнут. Тоже по закону военного времени… Но вида не показываю: вылез из башни, на землю спрыгнул, а Шпильман — «особист» наш — мне и говорит: