Через некоторое время мне дали смыть кровь и проводили нас с Владом в заросшую травой лощину. Усадив на землю, приказали не двигаться и не вставать с места. Для большей убедительности один из них толкнул прикладом и ударил меня ногой в живот. Мне показалось, что это доставило ему большое удовольствие.
В поле мы просидели дотемна. Все это время – приблизительно часов шесть – похитители весело болтали между собой, не сказав нам при этом ни слова. Я все острее стал чувствовать резкий гул в голове и ноющую боль по всему телу. А Влада тем временем донимали муравьи – его усадили прямо на их гнездо.
Наконец, нас повели к машине, накрыли все тем же окровавленным полотенцем и медленно тронулись. Судя по звукам, мы ехали по высокой и густой траве и, как я урывками из-под края полотенца успевал заметить, двигались с выключенными фарами, останавливаясь и засылая вперед одного из своих на разведку. Ребята старались ответственно подходить к делу и соблюдать крайнюю осторожность. Прежде всего они опасались чеченских властей, которые по свежим следам могли разослать мобильные отряды для перехвата. При ичкерийском правительстве Масхадова действовала специальная группа по борьбе с похищениями людей. Эффективность этой группы была мизерной, но факт ее существования напрягал злоумышленников. Кроме того, необходимость соблюдать строгую конспирацию диктовалась «жесткой конкуренцией» в этой преступной сфере: ни одна из вооруженных группировок не отказалась бы нажиться на нас.
Между тем нам суждено было провести еще часов пять под открытым небом. Нам велели лечь на землю и не высовывать головы из-под полотенца. Вероятно, похитители подыскивали подходящее для нас укрытие и ждали раннего утра – любимого времени воров и бандитов.
Ночью стало прохладно и сыро, так что временами озноб пробегал по телу. Где-то рядом квакали лягушки, и откуда-то доносился лай собак. Вдруг я услышал приглушенное всхлипывание Влада. Я хотел было сказать: «Не надо», но не смог, подумал, что так ему, может, станет легче. Потом я просто шепотом спросил: «Как ты?» «Хреново, – тихо ответил он. – Холодно!»
К нашему первому месту содержания нас везли в наручниках, с натянутыми до подбородка вязаными шапочками. Когда их сняли, мы оказались в просторной комнате с двумя наглухо заколоченными окнами. На исцарапанном маленьком столике слабо поблескивала керосиновая лампа. Вдоль дальней стены стояли старые шкафы с несколькими провисшими дверцами, а справа – обшарпанный и перекосившийся диван. На всем лежал толстый слой пыли. Дом был давно заброшенным. Человек в маске сказал, чтобы мы сидели тихо и разговаривали только шепотом. Мы попросились в туалет. Нас по одному вывели в соседнюю комнату и, указав на проломанную доску в полу, сказали, что туда можно только по-маленькому.
Не помню точно, чем нас кормили в первый раз, то ли супом, то ли бульоном. Есть я все равно не мог. Оголенные нервы выбитых передних зубов не давали ничего откусывать, а если что-то и удавалось прожевать боковыми, то от тошноты все выворачивало наружу. Влад сказал, что, похоже, у меня сотрясение мозга.